В общем, они заявились, и мама сделала всем по кружке кофе. Тетушка Мария беззаботно рассмеялась.
– У нас сейчас походные условия, Коринна, дорогая. Вот это Бетти, это Крис, и я хочу познакомить вас с моей племянницей, моей милой маленькой Наоми.
Она всегда меня так называет, и от этого мне сразу хочется говорить гадости, как Крис, только я никогда не успеваю придумать, что бы такое сказать, пока все эти тетки не ушли. Я – ничтожество и лицемерная тварь: ведь на самом деле я злюка не лучше Криса. Просто слова не выходят наружу.
Наверное, когда миссис Ктототам ушли от нас, то сразу двинулись в соседний дом. Десять минут спустя к нам примаршировала Элейн в черном макинтоше, вооруженная своей улыбкой в две складки и стальным смешком. Когда Элейн смеется, это похоже на бой самых больших часов тетушки Марии – сначала низкий рык, а потом звяканье. Видимо, это она так проявляет общительность и дипломатичность. Элейн отбросила волосы назад и приперла маму к стене.
– На вас очень обидятся, – сказала она, – если вы станете подавать чай и кофе в кружках.
– О! Как же мне в таком случае поступать? – спросила мама, бросая все силы на противостояние Элейн.
– Советую найти серебряный чайник и лучший фарфоровый сервиз, – ответила Элейн. – И подать торт, если он у вас есть. Вы же знаете, какая она деликатная. Она будет сидеть и сгорать со стыда, но сама ни слова вам не скажет. – Элейн снова выстрелила в маму улыбкой в две складки. – Это намек. Провожать меня не надо, – добавила она и ушла.
– Она что, носит только этот черный макинтош? – спросил Крис громко, когда задняя дверь со щелчком закрылась. – Кажется, отращивает его, будто змея кожу.
Мы надеялись, что Элейн это слышала. Но все равно она победила – как всегда. Когда вскоре после этого заявились Эстер Бейли и еще три миссис Ктототам, мама достала лучший сервиз. Тетушка Мария не позволила мне помогать – она хотела пред ставить всем свою «милую маленькую Наоми», – а когда помочь вызвался Крис, тетушка Мария сказала, что это женская работа.
– Я не доверяю ему свой лучший фарфор, – добавила она громким шепотом, обращаясь к Филлис Форбс и прочим миссис Ктототам.
Мама носилась туда-сюда как одержимая, а Крис молча бесился. Мне пришлось сидеть и слушать Эстер Бейли, которая на самом деле была вполне ничего и даже милая. Мы говорили о картинах и живописи и о том, какая ужасная, безнадежная задача – писать воду.
– Особенно море, – сказала Эстер Бейли. – То место, где прибой накатывается на песок и волна вся прозрачная и с кружевными краями.
Я хотела согласиться, но тут все перекрыл голос тетушки Марии. С чего Элейн взяла, будто тетушка Мария скорее сгорит со стыда, чем что-то скажет?!
– Ах! Прошу вас, простите меня! – закричала тетушка Мария. – Этот торт – покупной!
– Вот ужас-то! – тут же встрял Крис с другой стороны комнаты. – Я вам больше скажу, мама заплатила за него сама, и теперь мы едим фунтовые бумажки!
Бедная мама. Она свирепо взглянула на Криса, а потом кинулась извиняться, но Сельма Тидмарш и прочие миссис Ктототам хором загалдели, что на вкус он очень натуральный и для покупного торта «весьма неплох», однако тетушка Мария отодвинула тарелочку в сторону и демонстративно отвернулась от нее.
А Эстер Бейли сказала мне:
– Или волну с зелеными тенями и пенным гребнем.
Будто вообще ничего не произошло.
Когда она собралась уходить, то дала мне альбом. – Это тебе, – сказала она. – Такие картины обычно нравятся девочкам вроде тебя.
