Айка…
Я впервые слышу это обращение в нашей новой, сложной жизни. До этого – только Айлин. И, боюсь, радоваться здесь нечему. Это он злится так. Но пусть лучше будет злой, чем холодным и жестоким.
– В глаза давай смотри. Как школьницу вычитываю…
Щеки опаляет жаром, но требование исполняю.
Даже волосы смахиваю, расправляя плечи.
Ты же не разговора на равных хочешь, ты хочешь бить и видеть, как отлично прилетает.
Слова остаются при мне, а мужской взгляд мажет по ключице, кисти и следит за движением волос. Меня иголочки покалывают. Я отмечаю, как дергается кадык.
Дай я ему право делать все, что хочет. Что он выбрал бы? Взять или выбросить?
Чувствую себя ужасной матерью, ужасной бывшей женой и ужасным человеком. Складываю руки на груди, прокашливаюсь.
– Не дави на меня, Айдар. – От собственной наглости поджилки трясутся. Я прекрасно понимаю, что позиция у меня не самая сильная. Как бы там ни было, это он потерял пять лет с дочерью. Это я ее скрыла. Но она – живой человек, а не игрушка. И если придется выбирать, за кого из нас троих я волнуюсь сильнее, собой я пожертвую. Айдаром тоже. Сафи – нет. – Я не отрицаю, что это должно случиться. Я согласна. Но нам нужно время. И я не знаю, сколько…
Мое признание слабости прерывает шумный долгий выдох.
Айдар смотрит сначала вниз, потом мне на шею. Мурашки бегут. Снова перемещается к глазам.
Слышу:
– Айлин, ты спускаешь всё на тормоза. – Сердце сжимается и от правды, и от «Айлин». Взял себя в руки. Не хочет близости. Никакой не хочет. Только придушить.
– А ты думаешь наша дочка будет в восторге, что ты меня презираешь?
Сжимает губы. Молчит. Не отрицает.
Больно до отупения. Он меня искренне презирает. Есть за что, я его понимаю.
Борюсь с сжавшимся горлом, тихонько кашляю и мотаю головой. У нас дочка. Говорить нужно о дочке. Думать тоже.
– Сначала нам стоит нормализовать отношения, Айдар. Я не позволю, чтобы ты ломал Сафие психику своей манерой общения…
– Мы их не нормализуем, Айлин. Не обнадеживай себя. А притворяться я умею. Почти так же, как ты…
Морозит меня своим цинизмом. Колет и колет. Давит и давит.
Я его еще сильнее ненавижу сейчас, а люблю – вообще отчаянно. Знал бы он, сколько во мне слов и слез. Сколько оправданий. Сколько обвинений. Как мне было тяжело делать в одиночку то, что он обещал, мы будем делать вдвоем!
Он же знал, что я могу забеременеть! Знал! Он же сам мне сказать тогда не дал!
Я хочу об этом кричать, но боюсь разбиться о равнодушное: «хотела бы – пути нашла».
И это правда. Нашла бы. Но испугалась. Тогда думала, не выдержу его ненависти. А вдруг он дочку заберет? Сейчас тоже боюсь, но она хотя бы меня знает. Я буду бороться. Разлучит — найдемся.
– Выглядит так, что ты приехал меня унижать, а не с дочкой знакомиться… – Выдыхаю в тишину. Смотрю в грудную клетку.
Она вздымается ритмично, а после моих слов – замирает.
Нового приказа «в глаза смотри» не жду. Сама поднимаю. Встречаюсь с колдовской зеленью.
Он мне когда-то казался очень добрым. Я не представляла, как его можно бояться. Сейчас знаю. До стынущей в жилах крови можно.
– Одно другому не мешает. – Он даже не отрицает, что унижает. Сознательно делает. С удовольствием. – Тебе же любовь не помешала меня за решетку засадить? Вот и я многозадачный…
– Айдар… – Мотаю головой. Вроде бы на одном языке говорим, а так по-разному.
– Ты игнорируешь мои требования, Айлин.
Волнуюсь сильнее. А еще ужасно хочется бунтовать.
