Но в реальности мы просто забросали друг друга обвинениями и разошлись.
Я не чувствую, что отстояла свою дочь. Особенно плохо, когда думаю, что для Айдара это не составила бы никакого труда. Он такого не допустил бы. Так просто женщина не отделалась бы. Пригрозил бы ей чем-то. Взглядом одним распял бы.
Мне вон отлично угрожает. Заберу. Накажу. Спасибо, не на кол посажу…
Не зря ведь мой бывший муж – не косноязычная девочка-швея, а серьезный юрист. Уверена, с ним она вела бы себя иначе. И Сафи иначе себя чувствовала бы.
Победительницей. На стороне сильных. Под сильным же крылом.
Стыдно так…
Прижимаю ее к себе плотнее и продолжаю с чувством читать сказку.
Второй день смиряюсь с истиной, что долго в таком – подвешенном – состоянии мы не провисим. Мне придется начинать говорить с дочкой. Чем раньше – тем лучше.
Айдар не уедет. Буду тянуть – разозлю только сильнее. Но как сказать-то?
Как сказать?
Не знаю…
Заканчиваю чтение, смотрю на спокойное детское лицо. Сафие уснула.
Аллах во многом пожалел меня. Послал нам с Айдаром спокойного, послушного ребенка. Сафи любит сон больше всего на свете. И дневной, и ночной. Утром просыпаться нам сложно, а вот такого, чтобы вечером вредничала – не помню.
Целую ее в ладошку еще раз и поправляю одеяло. Книжка остается под включенным ночником (в последние несколько дней она просит оставлять для нее свет). Говорит, чтобы из-под кровати волчок не высовывался, но мне кажется, так ей просто легче искать тапочки, когда ближе к рассвету она перебирается ко мне под бок. Я не против. Обожаю эти моменты нежности.
Знаю, что ни с кем больше и никогда ни одна женщина не почувствует себя такой нужной, как с рожденным пусть в муках, но в отчаянно сильной любви ребенком.
Я на цыпочках выхожу из детской спальни, оставляя дверь открытой на щелочку.
Дальше – моя каждодневная рутина. Гружу вещи в стиральную машину. Глажу стирку. Уделяю время себе, если есть силы и желание.
Тоже стыдно, но после возвращения в нашу жизнь Айдара этого желания стало значительно больше. Я часто стараюсь критически оценить, как выгляжу. Осматриваю себя со всех сторон, как будто… Как будто могу быть ему нужной. Желанной опять…
Ух… Лучше даже не думать в эту сторону. Мурашки бегут. Тревожно. Страшно.
Мне теперь всегда страшно и непонятно, что будет дальше.
Тщательно проглаживаю блузку, как будто он снова может явиться в ателье, когда слышу вибрацию телефона. К моему счастью, это Лейляша.
Поднимаю трубку, включаю динамик и кладу мобильный на гладильную доску.
– Привет… – В моем голосе сразу и доброжелательность, и неловкость, и извинение. Я обещала набрать подругу еще на прошлой неделе, да все как-то…
Она знает очень мало: что Айдар нас нашел. И что хочет видеться с дочерью. Остальное для подруги в тумане. Не могу сказать, что для меня прямо-таки ясно. Наверное, поэтому и не делилась. Даже это откладывала.
– Ну как ты, Ручеек? Я так волнуюсь…
Вздыхаю, с нажимом проезжаясь утюгом по тонкой ткани.
– Сафику сегодня ручку прищемили… – Знаю, что Лейла спрашивает не об этом, но все равно делюсь.
Подруга цокает языком. Качает головой. Я вздыхаю еще раз…
– А я даже ответить виновнице ничего не смогла. Стыдно так…
Шепчу, чувствуя, что уши загораются. Может Айдар вспоминает? Вряд ли добрым словом.
– Но все хорошо?
– Да. Испугалась просто… И она, и я…
Слышу улыбку.
– Болат вчера вон тоже ка-а-ак грохнулся... Ка-а-ак расплакался… Я-то уже привыкла, знаю его. Громкий он у нас, а Азамат перепугался больше сына. Виновных всё искал… Никак не мог успокоиться…
