Моя жизнь. Воспоминания - страница 5

Белые и Красные, а ведь это один народ. Это наша история и боль, которая прошла через всю нашу жизнь.

В 1942 г. я вернулся из госпиталя и, когда немного поправился, женился на дочери Сафрона – Ларисе. После женитьбы мы с Ларисой уехали жить на север в Дудинку. Мать ее, моя теща, Агафья Панкратьевна к тому времени жила в Решетах, вышла замуж за Желанника и имела от него дочь и сыновей Леонида, Николая и младшего Виктора. Она рассказывала, что труп Сафрона белые привезли в деревню и повесили вместе с Сенчинком для устрашения.

Дочь – Зинаида работала в Кучерово медсестрой, я ходил к ней на перевязки. Леонида призвали в армию, вскоре пришла похоронка. Николай выучился на помощника машиниста и работал на ж/д в Иланске.

В конце августа 1919 г. матери сообщили, что полк, где служил Филипп, переводят на запад, добивать Врангеля. Мне в то время было 5 лет. Мать всю ночь пекла пироги, а на утро мы отправились на станцию, где на запасном пути стоял эшелон. Мне все тогда было в диковинку, я в первый раз увидел поезд и своего брата. При встрече радости было много. Брат поднял меня на руки. Родители желали ему скорее вернуться и быть невредимым, обнимали его.

После взятия Крыма брат служил в Симферополе, командовал взводом или ротой. Там он познакомился с Феней Коваленко. Она была очень красивая, и обучена грамоте. В 1921 г. они приехали к нам погостить. Меня Феня Георгиевна обучала грамоте, Филипп помогал по хозяйству. Мы вместе пережили голодный год, в течение которого я и мать переболели сыпным тифом. В 1922 г. брат с подругой уехал в Крым, где у них родился сын Коля.

Весной, с появлением проталин, мы начинали играть в городки, а когда подсыхало, то и в лапту. Биты, мячи и городки делали своими руками. Ходили в лес собирали лук и черемшу. Качались на самодельных качелях. Бегали босиком, наживали цыпки, мать потом смазывала ноги сливками. У нас была большая дружная ватага. Курты Алексей и Михаил, Тищенко Николай, Миськовы Филипп, Терентий и Прокоп, Сумаковы Николай и Миша, Ноздри Алексей и Костя. Мы часто собирались в избе Филиппа Миськова. Мать его была вдова и жили они вдвоем. Изба у них была большая. Филипп, когда подрос, работал на почте, позже стал начальником и уехал на Дальний Восток. Мать его вышла замуж.

Почти все мы бегали босиком, зимой была очередь на пимы и опорки. Миша Курто бегал к нам и зимой босиком, отморозил ноги и стал хромым. В кампании были и девчата – Алена и меньшая Наташа Курты, их подруга Шупик Ганна. Собирались вместе с девчатами и пели песни, Тищенко Николай играл на гитаре и балалайке, а Иван Доморацкий на гармошке.

Мы играли в Чапая, строили плоты в половодья. Однажды мы с Николаем Тищенко, катаясь на плоту, оказались в ледяной воде. Сушили одежду в его бане, домой было страшно являться. После этого я сильно простудился и долго болел. Мать меня лечила муравьиным спиртом, я с трудом ходил в школу, иногда меня встречал на лошади отец. Из нашей кампании курил только Тищенко Николай. Зимой катались на самодельных санках.

С 8-ми лет отец сажал меня на кобылу, и я боронил. Когда бывало засыпал и падал, кобыла останавливалась сама, и я карабкался обратно, либо отец подсаживал меня. В 11—12 лет меня отправляли пахать самостоятельно. В обед приходила мать или отец, распрягали коней, кормили меня, потом отдыхали в балагане. В посевную меня отрывали от школы, и я брал задания для домашней подготовки, по субботам ходил к учителю и отчитывался.