Мозговой - страница 10




Здание СБУ, 6 апреля 2014 года


Но для жителей Луганщины это было «слишком хорошо, чтобы быть правдой». Правда состояла в том, что в Луганске действовали исключительно местные жители. Даже российские добровольцы в событиях 6 апреля не участвовали, – они потянулись на Донбасс несколько позже.

Стоит сказать, что исторический штурм здания СБУ 6 апреля всё-таки не был вооружённым захватом. Огнестрельное оружие ни одной из сторон не применялось – хватило численного преимущества повстанцев. Однако до сих пор вызывают вопросы два обстоятельства. Почему, зная о радикальных намерениях повстанцев, украинские власти не перебросили к зданию СБУ дополнительную охрану, не решились на серьёзное применение силы и не вывезли оружие? Существуют версии о том, что региональные власти специально допустили захват здания и оружия с целью эскалации конфликта Донбасса с Киевом. Вопрос – зачем и кому нужна была эта эскалация – также остаётся открытым.

Но можно предположить и более простую трактовку событий 6 апреля: украинские власти недооценили решимость повстанцев и полагали, что уже разгромили луганское подполье, задержав лидеров накануне.

Алексей Мозговой в штурме 6 апреля не участвовал. В этот день он был в Антраците на встрече с местным населением. Уже тогда он предпочёл сидению в Луганске поездки по населённым пунктам и вербовку сторонников.

Позже Мозговой стал критиковать методы повстанцев, захвативших здание луганской СБУ: «Я против такого рода деятельности. Это не метод цивилизованного общества – захватывать здание и при этом разрушать его. Виноваты ли стёкла здания в том, что за ними сидели сотрудники СБУ? Также и оргтехника, компьютеры, столы, за которыми они работали. Как бы революционно это ни было, но это варварство. Если уж зашли туда, то берегите имущество, которое там есть. Оно ещё понадобится в дальнейшей работе»[15].

Странно было слышать от одного из будущих полевых командиров слова про «цивилизованное общество» и критику силовых захватов украинских учреждений. Какие цивилизованные методы, когда на дворе революция, и разъярённые донбасские мужики штурмуют здание тайной полиции ненавистного украинского режима?

Думаю, с одной стороны, в тогдашней критике Мозгового прослеживалась некоторая ревность по отношению к Валерию Болотову и его людям, которые начали активные действия без участия Мозгового. С другой стороны, видна его последовательная позиция того периода: изначально, до начала военных действий, Мозговой выступал против любого насилия и стремился использовать мирные формы протеста, до последнего избегая беспорядков и применения оружия. Потому он и начал поездки по Луганщине, общаясь с местными жителями и политическими активистами. По его плану, власть на местах под давлением народных масс должна была переходить в руки народа (точнее, народных представителей), который начал бы осуществлять контроль над действиями чиновников и определять судьбу региона мирными средствами, в том числе через референдумы. Сегодня такая позиция выглядит наивно. Но этот факт хорошо показывает натуру Мозгового, который вовсе не был отмороженным революционером и с самого начала стремился минимизировать насилие. Также стоит учесть, что Мозговой говорил о вреде насилия всегда, даже в разгар масштабных боевых действий.

Тогда, весной 2014-го, Алексей Мозговой утверждал, что риск должен быть разумным, и самое важное – сохранить жизнь и свободу для достижения поставленной цели. В одном из своих текстов в начале апреля он писал: «Хороший воин – живой воин, а в нашем случае ещё и на свободе. Не позволяйте эмоциям брать верх над благоразумием».