Читать онлайн Александра Хмарская - Можно просто Этери. Дружба, смерть и конный спорт на окраинах Сибири

Я остановилась в подъезде и вытерла с лица остатки крови. Последние сгустки испачкали манжет розового свитера, а засохшая кровь осыпалась на пол, как старая ржавчина.

Медленно поднимаясь на свой этаж, я думала, что большого смысла в этой процедуре не было. Если я сломала нос, мама это заметит.

Когда она здоровалась со мной и спрашивала, как прошла тренировка, я смотрела куда-то в сапоги.

Переодеваться в комнате было нельзя: если одежда тоже в крови, мама успеет сделать бог-знает-какие выводы, пока я в душе бока намыливаю. Поэтому я разделась в неприлично маленькой ванной комнате, где даже развернуться получалось с большим трудом.

Я сбросила одежду в стирку и даже не взглянула на себя в зеркало. Мышцы расслабились под напором горячей воды. Я присела на неудобное дно ванны, подогнула под себя ноги и уставилась в блестящее отверстие слива. В голове не было ни единого звука. Спину обожгло металлической болью. Тонкие струйки крови, в голубой ванне казавшиеся чёрными, окутали мои ступни и окружили слив – он засиял уже чёрным блеском. Каждая секунда боли снова и снова возвращала меня к той злополучной леваде1.

Вот я подхожу к ограждению, вижу его. Он стоит на другом конце загона, крупом ко мне, но я уверена – он знает, что я пришла, он меня видит. Я неловко перебираю в руке ярко-оранжевую лейцу2. Открывать ворота мне не хочется – Лорд известен своей способностью убегать из левады, а мне этого допустить нельзя, мне первый раз доверили забирать его одной. Я прекрасно видела, сколько проблем он доставлял конюхам, когда те по двое, а то и по трое вели его из левады домой на обед.

Я пролезаю между прутьев и иду ему навстречу. Стараюсь двигаться как можно непринуждённее. С такими, как он, нужно сразу поставить себя, иначе он сядет на шею и никогда оттуда не слезет. Я главная, я голова, ты – тело, я принимаю решения, ты исполняешь мои приказы. Других отношений у нас с тобой быть не может.

Он гораздо крупнее других лошадей – сто восемьдесят шесть сантиметров в холке, он даже выше моего отчима. Это на семнадцать сантиметров выше моей собственной макушки. А у него это только спина, даже не голова. Его коричнево-рыжая шерсть переливается и блестит даже сейчас, когда на небе молочная мартовская пелена, когда на солнце нет даже намека. Может быть, это от контраста с его чёрным хвостом или с белоснежными копытами. Он неподвижен, но я замечаю, как напряжены его мышцы, вижу, что его уши повернулись в мою сторону. Он знает, что я здесь. Он просто ждёт удачного момента.

Струйки крови становились всё больше и всё шире. Кровь окутывала уже не только дно ванны и слив, но и мои ноги, мои плечи, мои руки, мой живот.

Я достаю из кармана сахар и протягиваю ему – я знаю, на что ведутся такие, как он. Такие, как он, на всё готовы ради кусочка рафинада. Он прижимает уши – плохой знак – и протягивает ко мне свою гигантскую голову на чудовищно огромной шее, изгибается как змея, но круп от меня не отводит – знак ещё хуже. Я держусь из последних сил: разыгрывать спокойствие не так уж и просто, когда внутри всё сжалось от страха. Он резким движением срывает сахар с моей ладони. Не так, как обычные лошади – мягко, одними бархатными губами – а в своей зловещей манере: резко, открыв рот и обнажив зубы, как бойцовская собака при атаке. Я хватаю его за недоуздок3 и цепляю лейцу к ржавому кольцу. Судорожно выдыхаю. Готово. Он у меня в руках.

Я лениво протянула руку за гелем для душа, с усилием открутила заевшую крышку, и к удушающему запаху ржавчины добавился нежный аромат пионов.

Он хитёр, как те самые лисы из детских сказок, и это в нашем клубе известно всем. Я веду его вот уже добрых десять метров, мы почти дошли до выхода из левады, я всё крепче сжимаю в руках лейцу и всё четче делаю каждый шаг. Но вот секунда – и он уже на свечке4, вытягивается в весь свой феноменальный рост, размахивает копытами в сторону солнца. Я знаю, что отпускать из рук лейцу ни в коем случае нельзя – стоит потерять его один раз, и мне он больше не дастся. Я цепляюсь в оранжевый поводок из последних сил, руки обжигает плотная тесьма, я теряю почву под ногами – он утягивает меня за собой, наверх. Мне не страшно. Он бросается в сторону, а я получаю глухой удар по спине – сравнительно лёгкий, меня едва задело, но достаточный, чтобы меня отбросило в сторону. И вот я, зажмурившись, торможу по глиняному месиву своим лицом, затем спиной, затем опять лицом.

Когда остатки пота и крови смылись, пришло то блаженное чувство, которое разливается множеством искр внутри живота. Завтра снова на тренировку.

Я вышла из ванной в халате. Пока мамы не было на кухне, я стащила из холодильника заживляющую мазь. Верну утром, она не заметит.

Тяжелая дверь раздевалки распахнулась от пинка Ольги Николаевны. Наша тренер терпеть не могла появляться как-то тривиально. Она предпочитала либо врываться в помещение с громкими новостями, либо неумолимо надвигаться откуда-то издалека, зловеще засунув руки в карманы синего жилета.

За ней совершенно по-солдатски вошла новенькая спортсменка. Мы все мельком видели её сегодня во время тренировки, но никто так вблизи и не разглядел. Конечно, мы все сгорали от любопытства.

– Девочки, присядьте на минутку, – сказала Ольга Николаевна. – Хочу вас познакомить с новой спортсменкой. Знакомьтесь, Этерина Витальченко. Она приехала к нам из Воронежа и войдёт в состав основной группы…

Дальше я уже не могла слушать. И девчонки тоже наверняка не слушали стандартные инструкции – кто должен показать амуничник5, кто должен освободить для неё шкафчик, а кто должен провести новенькую по всей территории.

Меня очаровало её имя, как очаровывала древних греков песнь сирен – Этерина. Э-те-ри-на. Девочки сразу зашептались, переспрашивая друг друга: «Как? Ты расслышала?». А я услышала её имя четко, будто мне показали её паспорт.

Как бы вы сами представили себе девушку, которую зовут Этерина?

Я бы, например, представила ее статной, высокой, этакой нимфой, принцессой из немецкого фольклора эпохи Средних веков. Она бы смеялась еле слышно, слегка запрокидывала голову набок и никогда не перебивала бы собеседника.

Но живая Этерина совсем не подходила своему имени.

Рыжие волосы были собраны в небрежный растрепанный пучок. У нее было какое-то мальчишеское лицо, на котором огнём выделялись острые, злые зелёные глаза. Она смотрела на всех пристально, будто подозревала всех нас в хладнокровном убийстве. Я сразу обратила внимание на её руки: ногти обгрызены, розовая кожа совсем покраснела в некоторых местах, пальцы, от природы длинные и тонкие, были похожи на пальцы уличного пацана, который привык драться вместо «здравствуйте».

Девочки, сидевшие передо мной, не отводили от неё глаз, хоть и знали, что пялиться некрасиво. Мы все нагло изучали её – она создавала впечатление королевы сорванцов. Сорванцами мы не были, но я не сомневалась, что если эта Этерина станет нашим лидером, то мы все закончим в какой-нибудь колонии для несовершеннолетних.

На тренировке моя челюсть столько раз отваливалась, что уже начинала болеть.

Как и в раздевалке, всё внимание на конкурном поле6 было приковано к одной Этерине. Даже Ольга Николаевна, казалось, была сильно удивлена одному её присутствию и уделяла рыжей девочке больше внимания, чем всем остальным спортсменкам.

Сегодня новенькую посадили на Буяна – маленького кудрявого коника, характер которого полностью соответствовал его имени. Обычно он носил7 всех, кто хоть чем-то ему не нравился. Мы всегда играли в лотерею: сколько получится продержаться в седле на Буяне, прежде чем он перестанет подчиняться и начнёт носиться по площадке как угорелый.

Но под Этериной… Это было нечто.

Конь двигался чётко, даже не пытался увезти девочку на другой конец поля или вовсе к конюшне. Этерина, раскрасневшаяся и сосредоточенная, была похожа на солдата: её бёдра плотно прилегали к седлу, стопы были в идеальном положении – пятка вниз, носок вверх – а руки, легко державшие повод, даже не дрожали.

Эта девочка не новичок.

– Этерина, отлично! – крикнула Ольга Николаевна. В моём сердце обидно защемило: первую похвалу от нашего тренера я услышала спустя два года ежедневных тренировок.