Мрачная фуга - страница 20

Влад вскользь осмотрел напряженные лица. Случайные это люди или у старика была некая система? Сам он откликнулся на приглашение Ильи, показалось, что будет весело снова, как в детстве, пожить под одной крышей. Его кузену было не привыкать обживать чужую территорию, а Влад все еще чувствовал себя незащищенным вне родных стен, хоть и успел сменить пару съемных квартир.

Все собравшиеся здесь как один клюнули на смехотворную сумму, которую запросил хозяин дома. Даже Илья обрадовался возможности сэкономить – все же концертировал он пока стихийно и редко.

– Мои золотые горы впереди. – Стариков широко растягивал губы, пытаясь выглядеть успешным и довольным жизнью, но Влад слишком хорошо знал брата, чтобы не различить в его голосе отзвука тревоги.

Никаких гарантий. Когда ты вступаешь на путь творчества, полный ухабов и неожиданных поворотов, то становишься целиком зависим от чужого мнения, вкуса незнакомых тебе людей, которые вправе не прийти на твой концерт, не купить книгу, обозвать мазней выплеск страданий на холсте. Ты будешь несколько месяцев писать книгу, вытягивая собственные нервы, чтобы из пережитой боли сплести новые судьбы, и едва не умрешь над последним абзацем, но любой читатель может написать: «Книга на один раз – скоротать вечерок». И ты ничего не сумеешь поделать с таким отзывом, ведь уже превратился в ту одинокую белую ворону, которую легко забросать камнями, потому что она слишком выделяется. «Оргия и анархия звуков», «Сплошной недостаток», «…нет сколько-нибудь выдающегося дарования», – так писали о Первой симфонии Рахманинова и чуть не убили его. Что он мог возразить тем неистово злорадствующим? Чем можешь оправдаться ты? Попробуй! И превратишься в городского сумасшедшего, который хватает прохожих за рукав и лепечет нечто невнятное… Лучше молчи.

Когда Влад задумывался об этом, ему хотелось надавать себе по морде за то, что не отговорил Илью идти стезей страданий. Но брат казался таким счастливым за роялем… Кто вправе оторвать его от этого источника наслаждения? Пусть и мучительного.

Мысли пронеслись стремительной стаей, пока Прохор Михайлович зачитывал написанные канцелярским языком полицейские отчеты о найденном в школьном рояле трупе собаки, о бесследно исчезнувшем пианисте, преподававшем в той же школе…

«Пианист? Да он специально, что ли?!»

– Родиона Сергеевича Трусова так и не нашли, – добавил хозяин. – Ни живым, ни мертвым. Трусов был женат, возникла версия, что просто сбежал с подружкой от семьи. Хотя у следствия вызывало сомнение то, что в таком возрасте человек способен бросить уже сложившуюся карьеру. А Трусов, кроме музыкальной школы, преподавал в Гнесинке.

У Ильи вырвался невнятный возглас, и Катя тотчас сжала его красивую руку, лежавшую на скатерти. А Лиза изогнула длинную шею:

– Ой, ты ведь из Гнесинки, Илюша?

На лицо Ильи наползло высокомерное выражение, которое Влад знал с детства. Ответом он Лизу не удостоил. Влад произнес за него:

– Вот кстати… Прямо как рояль в кустах!

«В самом деле, – замер Илья, стараясь не глядеть на хозяина. – Можно подумать, он специально для меня подобрал дело…»

А Прохор Михайлович неторопливо продолжил:

– Следствие пыталось выяснить, кому была выгодна смерть пианиста. Если это убийство… Под подозрением оказался его коллега. – Он заглянул в бумаги. – Барсуков Анатолий Степанович. Они с Трусовым оба готовили учеников к зональному конкурсу, но, когда тот пропал, естественно, отправили парня Барсукова.