– Отпусти меня. – Она шепчет это в пространство, пятый год лишенное красок.
У нее уже отмерли все чувства, угасли слух и зрение, хотя никто не замечает этого со стороны. Даже самым близким она кажется все той же – человеком, а не ходячим трупом, который, вопреки всему, продолжает цепляться за жизнь.
Зачем? В ней ведь не осталось никакой радости, страх разъел исподволь, как жгучая желчь буравит желудок.
И все же она твердит себе: «Молчи, молчи».
* * *
– Ну что ты все ворочаешься? – не выдержала Катя, когда Илья перевернул подушку в двадцатый раз.
– Извини, – шепнул он. – Мешаю тебе?
– Тебя что-то мучает?
– Да нет… Ничего. Спи.
– Я же вижу!
Звучно вздохнув, Илья повернулся к ней и ткнулся носом в плечо. Иногда он мог быть таким трогательным, что Катя слабела от нежности.
– Меня зацепила эта дурацкая история…
– О собаке?
– О пианисте.
– Ну да, странно, что не нашли никаких следов. Не мог же этот мужик испариться!
Приподнявшись, Илья опять перевернул подушку, опустился на прохладный бок, издав глухой звук, передававший испытанное удовольствие. Катя подождала ответа, но он молчал, и она не выдержала:
– И что? Я же чувствую – у тебя что-то на уме…
– Я…
Словно пытаясь избежать ее взгляда, он лег на спину и уставился в темноту.
– Я хочу взяться за это дело.
– В смысле?
– Провести свое расследование.
– Обалдел?! Ты же не сыщик! Что ты в этом соображаешь? И потом… Сколько там? Четыре года прошло…
– Вот именно! – Илья быстро повернулся к ней и горячо зашептал: – Никто и не подумает, что я занимаюсь этим делом. Может, просто сую нос из любопытства… За эти годы все уже расслабились, дело закрыто. Поэтому и появился шанс хоть что-то разузнать!
Он выжидательно умолк, но Катя не могла решить, что и сказать по этому поводу. Ей уже была хорошо известна упертость Ильи: если он захочет чего-то всерьез, то все равно получит это. Какой смысл вставать у него на пути? Этот прекрасный ледокол не пощадит, проложит намеченный путь, несмотря ни на что…
«Или поддержать, или свалить в сторону, – подумала она расстроенно. – Он все равно займется этим – со мной или без меня».
Его потемневший в ночи взгляд не отпускал, Илья ждал ответа. И Катя вдруг поняла: он же мог вообще не говорить ей о задуманном, проделать все в одиночку. И то, что Илья так хотел видеть ее своей напарницей в этом деле, по сути, было очередным признанием в любви, на которые он не скупился, потому-то они все и казались Кате ненастоящими. Ведь она сама так и не выдавила из себя главных слов…
И впервые усомнилась: «Но что это доказывает? Мы с ним разные, да… Я и так это знала. И он тоже. Только разве он сейчас не доказал, как я нужна ему?»
– Помощь нужна?
Кате хотелось спросить об этом иронично, а голос подвел ее, прозвучал жалобно, хотя меньше всего ей хотелось напрашиваться. Над ней взошла его светлая улыбка – опершись о локоть, Илья сверху смотрел ей в лицо.
– Очень нужна. Ты. Очень. Мне нужна.
– Но что я могу сделать?
– Это мы продумаем, – заговорил он торопливо. – Ты ведь журналистка!
– Будущая…
– Не важно. Все равно ты отлично умеешь искать информацию и все такое. И ты можешь проникнуть в эту музыкалку под предлогом сделать о ком-то материал… Надо прошерстить: может, юбиляры есть или ученик где-нибудь блеснул.
Катя обрадовалась:
– Это я могу.
– Ну вот! А заодно разговоришь кого-нибудь, выпытаешь старые сплетни… А я буду вынюхивать в Гнесинке.
