– Надеялась, что дом понравится тебе сам по себе…
– Вот теперь он мне уже нравится! Прям все больше и больше!
И Вуди задышал так часто, словно пустился в погоню, отчего Лизе захотелось зажмуриться от счастья: «Попался!» А он уже горячо шептал ей на ухо, чтобы не втягивать в разговор весь вагон:
– Это не домик хоббита, это логово сыщиков! Там же все пропитано криминальными тайнами… Как я сразу не почуял? Обалдеть можно! Позвони ему, как только выйдем, я готов сегодня же перетащить вещи.
– А Ваня? – напомнила она с надеждой.
Но ответ разочаровал ее и опечалил:
– Ну, само собой! Как же без Ваньки? Он обожает детективы!
* * *
Кто-то за ней следит…
Она поняла это, когда, оглянувшись в проулке, услышала, как внезапно затихли чужие шаги. А ведь обернулась машинально, еще ничего не подозревая, – инстинктивное движение… Удивление (страх в тот момент еще не родился) возникло, когда Полина никого не увидела позади, словно человек, идущий следом, накинул непроницаемую завесу. А невесомым не стал, и она слышала его движения, которые вечерняя тишина усиливала в несколько раз.
«Почему здесь так тихо?!» – у нее вдруг заложило уши, словно отсутствие звуков просочилось внутрь и закупорило слуховые проходы.
Лет в десять Полине вымывали серные пробки, мешавшие воспринимать звуки. Пробившись, они нахлынули живым потоком, вернув привычный мир… До сих пор помнилось, как радость, заставив ее подскочить на стуле, вырвалась громким смехом, не совсем уместным в кабинете врача. Мама сделала страшные глаза, ей такое поведение всегда казалось недопустимым. И Полина обычно помнила об этом, но в тот момент не удержалась, ведь уже вообразила, будто начала глохнуть, и это необратимо. Было страшно до того, что девочка тайком царапала ноготками стену в своей спальне. Почему сразу не пожаловалась маме?
Нет, она точно знала почему…
Мгновенье постояв в замешательстве, Полина не спеша пошла вперед: «Не бежать, только не бежать…» А под коленями подрагивало трусливое: «Скорей! Спасайся!» Так и хотелось свести лопатки, усеянные колкими мурашками, точно за ней следовал измученный жизнью крупный пес, готовый порвать в клочки без особой надобности, просто чтобы выместить накопившуюся злобу.
Ее мучительно тянуло повернуться… До того, что шея заныла, хоть рукой держи голову! И это самой казалось совершенно нелепым, даже подумалось: «Может, никого и нет позади? А звук чужих шагов был эхом моих собственных?»
Только они слышались и сейчас: осторожные, почти скользящие, не шаги, а шепот… Кто-то явно шел за ней. Следил.
«А говорила мама: носи с собой баллончик! – пронеслось в мыслях со злорадным отчаянием. От себя добавила: – Еще лучше – кирпич…»
Ее взгляд заметался вдоль стен старых двухэтажных домов, может, какой вывалился? Очень выручил бы… Воображение тут же развернуло перед ней несуществующий холст: она с кирпичом во вспотевшей от страха руке, с горящим взглядом и подогнувшимися коленями. О нет… Разве она может позволить себе предстать такой перед кем-то другим? Мама так хлестнула бы за такое – ремешком сумки, шарфом, что под руку попадется…
Повернувшись на ходу, Полина требовательно выкрикнула:
– Кто здесь?
Могло последовать что угодно… Тот, кто шел за ней по пятам, бросился бы наутек, слился с тьмой навечно или… до следующего вечера, что куда хуже. Или, напротив, рванулся бы к ней, если б его подстегнул риск быть пойманным. Схватил бы за горло, чтобы придушить крик, заставить замолчать, может, даже навсегда…
