Кулаки уже сжались, хотя разве ей справиться с маньяком (если это он!), даже при ее немаленьком росте? Но двадцатилетняя девушка имеет преимущество только в беге, если убийца немолод, в поединке без специальной подготовки не выстоять… В надежде на будущие съемки Полина брала уроки сценического боя, но – как и все в кино! – это были не настоящие навыки, только их имитация. Она могла бы сыграть, как отбивается от убийцы, но, если тот сейчас вышагнет из уличного мрака, у нее попросту откажут ноги. Они уже слабеют с каждым шагом, в коленях возникает пустота, будто чашечки размякают…
Ненадолго усилившись, звук шагов опять затих, и внезапно Полина увидела его… Совсем не в той стороне, откуда ждала появления незнакомца, – так в ушах шумело, что перестала ориентироваться? Быстро повернулась к нему и чуть не вскрикнула от обиды: «Такой симпатичный! Зачем ему нападать в переулках? Он может очаровать любую…» Темные волнистые волосы, чуть удлиненные, лицо тонкое, интеллигентное, небольшие очки в тонкой металлической оправе… Может ли чудовище выглядеть так?
«Наверняка», – ответила она себе мысленно. Если покопаться в истории, легко выяснить: известные человечеству серийные убийцы ни у кого из знакомых не вызывали страх до того, как их поймали… В темноте его глаза кажутся черными – нехороший признак? Или на свету они перестанут вызывать страх?
– Простите, я напугал вас. Не хотел, честное слово.
– А чего же хотели? – Ее голос проскрежетал незнакомо, будто был присыпан песком.
– Чего? Сам не знаю. Просто увидел вас в зале, и вы меня… примагнитили! – У него вырвался смешок. – Так и пошел за вами.
Она не поверила:
– От самого зала Чайковского?
Когда он кивнул, волосы беспорядочно рассыпались, закрыли высокий лоб. Полине захотелось собрать их и пригладить, и она поспешно сунула руки в карманы пальто.
– Вы музыкант?
– Нет-нет! Там мой двоюродный брат выступал. Пианист Илья Стариков. Такой красавец-блондин…
– Да, вроде был такой…
– Не запомнили? – обрадовался он. – Это хорошо. Потому что в него все влюбляются с первого взгляда.
– Очевидно, я не как все.
– Я так и подумал… Можно мне проводить вас?
Не ответив, Полина медленно пошла вперед, не сомневаясь, что он последует за ней. Спросила, не повернув головы:
– Вы маньяк? Мне уже начинать бояться?
Он рассмеялся без голоса:
– Я историк. Точнее, еще учусь на историческом… Вы ведь тоже студентка? МГУ? Филология? Или Литинститут?
Он не угадал, и это отчего-то задело Полину. Никто не видел в ней актрису…
– Почему?
– У вас такие умные глаза.
– Как у собаки. Только серые.
– Что?
– Нет, ничего, это я про себя. Я учусь в «Щуке». Разочарованы?
Он помолчал, точно осваивался с этим новым знанием о ней.
– Будущая актриса?
– Может быть…
– То есть? Вы на актерском учитесь?
Кивнув, Полина задержала дыхание: «С какой стати я собираюсь делиться этим с незнакомым человеком?!» И тут же призналась:
– Мои способности, похоже, оказались довольно скромными. Они не впечатляют наших мастеров…
– В смысле преподавателей?
– Не думаю, что буду блистать на сцене. Скорее всего, меня просто не возьмут ни в один театр. Разве что на Крайнем Севере…
– Они вас не ценят. – Это прозвучало так искренне, что у нее внезапно защипало в носу, словно из темноты выплыло признание в любви.
А он продолжил, произнося слова плавно и чуть запрокинув голову, будто собирался запеть:
– Знаете, как я описал бы вас? – По его губам скользнула улыбка, будто он только что увидел Полину заново. – Примерно так… У нее удивительно спокойное лицо, созданное природой столь гармонично, что трудно отвести взгляд. Прямые волосы каштанового оттенка в этот вечер она гладко зачесала, собрала пучком на макушке, и они не закрывали высокого выпуклого лба. Большие глаза ее смотрели до того серьезно, что тянуло выпрямить спину. Нос у нее правильной формы, его почему-то хочется назвать породистым… А вот в линии губ таится некая лукавинка, будто эта девушка постоянно удерживает улыбку. В каждом ее движении сквозит завидная свобода, но далекая от вальяжной раскованности, часто граничащей с вульгарностью. Она идет по Москве так, словно дарит себя этому миру, но при этом остается недоступной, как радуга, коснувшаяся земли.
