Мудрость леса. В поисках материнского древа и таинственной связи всего живого - страница 2



Я была первой женщиной, работавшей в лесозаготовительной компании, которая занималась суровым опасным бизнесом, только начинавшим открывать свои двери для случайных студенток. В мой первый рабочий день, несколько недель назад, мы с моим начальником Тедом посетили вырубку – полную валку деревьев на участке в тридцать гектаров, чтобы проверить, высадили ли там новые растения в соответствии с государственными нормативами. Он знал, как следует и как не следует сажать деревья, и его сдержанность помогала рабочим справляться с усталостью. Тед с терпением относился к моему смущению из-за нехватки знаний, а я смотрела и слушала. Вскоре мне доверили работу по оцениванию созданных лесопосадок взамен вырубленных деревьев. Я не хотела облажаться.

Сегодняшние насаждения находились за этим старым лесом. Компания вырубила большой участок старых бархатистых пихт субальпийских и высадила весной молодые елочки. Мне требовалось проверить, как растут новые деревца. Я не смогла добраться до вырубки по лесовозной дороге, потому что она оказалась размыта. Это был настоящий подарок, поскольку на кружном пути увидела этих окутанных туманом красавиц, но огромная куча свежих экскрементов гризли остановила меня.

Туман все еще окутывал деревья, и я могла поклясться: вдали что-то шевелится. Я присмотрелась. Это оказались бледно-зеленые полосы лишайника, который называют «бородой старика»[2] из-за того, как он свисает с ветвей. Лишайник особенно разрастается на старых деревьях. Я утопила кнопку воздушного горна, чтобы отпугнуть призрак медведей. Я унаследовала страх перед ними от матери: она была ребенком, когда ее дед, мой прадед Чарлз Фергюсон, застрелил зверя, которому не хватило всего нескольких сантиметров, чтобы растерзать ее на крыльце. Прадедушка Чарлз был первопроходцем в начале двадцатого века в Эджвуде, форпосте в долине Иноноаклин, идущей вдоль озер Эрроу в бассейне реки Колумбия в Британской Колумбии. С помощью топоров и лошадей они с женой Эллен расчистили участок земли, принадлежавший индейскому племени синикст: здесь они выращивали траву для сена и пасли скот. Чарлз боролся с медведями и стрелял в волков, которые пытались утащить его кур. Они вырастили троих детей: Айвис, Джеральда и мою бабушку Уинни.

Я перебиралась через стволы, покрытые мхом и грибами, вдыхая вечнозеленый туман. По одному из них бежала целая река крошечных грибов мицен, которые текли по трещинам по всей длине дерева, а затем расходились веером вдоль вывернутых корней, истончившихся до гнилых веретен. Я размышляла, какое отношение корни и грибы имеют к здоровью леса – гармонии больших и малых явлений, включая скрытые и упущенные из виду элементы.

Мое увлечение корнями деревьев началось еще в детстве: меня поразила неудержимая сила тополей и ив, посаженных родителями на заднем дворе. Их массивные корни раскололи фундамент нашего подвала, опрокинули конуру и подняли дорожку.

Мама и папа с тревогой обсуждали решение этой проблемы, которую они невольно создали на нашем маленьком участке земли, когда пытались воссоздать ландшафт у домов их детства. Каждую весну я с трепетом наблюдала, как из тополиных семян посреди грибных кругов, раскинувшихся вокруг деревьев, возникает множество проростков, а в одиннадцать лет ужаснулась, когда город провел трубу, сбрасывавшую пенистую воду в реку рядом с моим домом, и эти стоки убили тополя вдоль берега. Сначала поредели верхушки крон, потом на морщинистых стволах появился черный некроз, а к следующей весне огромные деревья погибли. Посреди желтых стоков не взошло ни одного нового ростка. Я написала мэру, но мое письмо осталось без ответа.