Мухтарбек Кантемиров - страница 30

И вдруг мама говорит:

– Отец, а ты знаешь – у нас будет дочь…

– Да ты что, с ума сошла? – спрашивает папа, – Такое время тяжелое, двух надо прокормить.

– Это будет девочка, точно, – мечтательно говорит она, -. Те – джигиты были, а эта споко-о-ойная… И мы знаешь, как ее назовем? Иратхан, Ирочка…

Но папа не мог и мысли допустить:

– Нет, вот увидишь – будет мальчик!

И точно – Мишкабек получился.

* * *

Самое первое мое воспоминание – море.

Цирк тогда работал в Батуми. Цвели магнолии, розы…. Горы поднимались над городом, а с другой стороны простиралось море.

Я рвусь купаться. Мне четыре года.

Потом говорили, что я хитрил, и каждый день, с утра уже начинал проситься: «Мама, я заболел, пойдем на пляж!»

Я знал, что мама не станет поить лекарствами – она их не признавала. Верила в то, что дает природа: заваривала чай с малиной, вела на жаркое солнышко – к целебной соленой воде…

Море – это было чудо для ребенка. Весело – волны! Игра с волнами. Они, шутя, поднимают тебя – паришь. Как чайка, как рыба – ты часть природы.

До сих пор море вдыхает в меня новую жизнь. Я возвращаюсь оттуда другим – друзья не узнают: как помолодел!

Дальше помню – Ростов, тридцать девятый год. Я дружил тогда с Сережей Лавровским, мы одногодки. Впоследствии он стал известным музыкантом.

Мы бегали купаться – Дон был рядом с цирком. Но плавать еще толком не умели – оскальзывались, барахтались. Он начинал тонуть – я его вытаскивал, я тонул – он меня…

Видели бы взрослые…

Воспоминаний немного, но они светлые, потому что связаны с родителями.

Мне седьмой год, играем с ребятами возле дома, и мама зовет:

– Мишенька, я поставила таз с горячей водой. Идем, я тебе ножки помою.

Я прибежал, уселся, мама моет мне ноги, и говорит папе:

– Отец наш, – осетины в семье так обращаются, без имени. Мужчины говорят «моя хозяйка». – Ты посмотри, какие у Мишеньки сухожилья, как у волчонка!

Папа присмотрелся:

– Да, мать, он у нас будет прыгать.

Мне так понравилось, что во мне нашли особенное! Я только обиделся – почему волчонок?

Зато и правда – прыгучий был – очень.

Благодаря этому потом и делал свои номера.

Цирк был нашей жизнью. Я мало видел отца и старших братьев – великие труженики, они все время работали, были при лошадях. И дома говорили в основном о работе.

Но даже – мы, дети… Мы играли на опилках, и это было самое естественное – малыши на манеже.

Нас никто не гнал – разве что, когда выходили хищники. Мы, как обезьянки подражали взрослым артистам, и старались им помочь. Впитывали все, что происходило вокруг.

Это цирковая традиция – так надо, чтобы цирк действительно вошел в душу, стал родным домом, а артисты – семьей.

И мы, правда, жили, как одна семья.

Много позже, когда начались заграничные поездки – люди стали портиться, бороться за место под солнцем, атмосфера сделалась другой.

А тогда – первое о чем думали – о Деле.

Мы очень много работали.

Мама вообще – день и ночь, я не видел ее спящей. Мы ложились – она шила костюмы, вставали – она уже давно на ногах, у плиты.

Одета была всегда строго, волосы спрятаны под косыночку. Недавно, когда готовили фильм «По планете на коне», нашли архивные записи – нас снимали для хроники во Владикавказе. Все три брата, родители – и мама такая хорошая! Я не мог смотреть без слез.

Я ведь рос возле нее, и она меня – так любила!

Старшие в цирке, а я все время – рядом с мамой.

И на рынок с ней – она учила меня выбирать продукты, и на кухне верчусь под руками – мама показывает, как готовить