Мулен Руж - страница 30

Накануне возвращения в Париж Анри, как обычно, сидел с матерью на террасе, слушая монотонный стрекот цикад и наслаждаясь прохладным ночным ветерком.

– Знаешь, мам, – вдруг нерешительно произнес он, – я знаю, кем хочу стать. Художником.

От неожиданности у нее даже перехватило дыхание.

– Художником?!

Слово само по себе ассоциировалось с чем-то неприличным. За исключением нескольких именитых, всеми уважаемых мастеров, художники в ее представлении были безнравственными, погрязшими в распутстве проходимцами, что обитают в грязных каморках на Монмартре, где предаются беспробудному пьянству и разглядывают голых натурщиц. Это изгои приличного общества, равно как и актеры, писатели, музыканты. Очевидно, одаренный сын какого-нибудь лавочника мог бы лелеять мечту стать художником, но для молодого человека из знатной семьи подобное желание довольно странно. Нет, не подобает урожденному Тулуз-Лотреку…

– Художником! – повторила она. – Но, Анри…

– Я знаю, что ты сейчас мне скажешь, – поспешно перебил он мать, предвидя возражения. – Но ведь мне и выбирать-то особенно не из чего. Ну чем еще я могу себя занять, чем? И потом, мне всегда нравилось рисовать. Помнишь, какие портреты я писал в замке? А быка, которого я непременно хотел нарисовать для монсеньора архиепископа? Конечно, – поспешно добавил Анри, – прежде всего нужно выяснить, есть ли у меня хоть какой-то талант. Вот я и подумал, что, возможно, господин Пренсто – помнишь старого художника, с которым я познакомился несколько лет назад на конных состязаниях, – согласится дать мне несколько уроков рисования…

Ее задумчивый взгляд устремился куда-то в темноту осенней ночи. Конечно, несколько уроков рисования мальчику не помешают. Напротив, помогут хотя бы на время забыть об одиночестве. Какое-никакое занятие… А это очень важно – он должен всегда быть занят…

Между стареньким глухонемым учителем и семнадцатилетним калекой с самого начала установились искренние и чуткие отношения. Они понимали друг друга без слов, выражая чувства и мысли языком мимики и жестов и лишь в крайних случаях прибегая к помощи маленького блокнота.

Пренсто не был великим художником, но он быстро распознал феноменальный талант ученика и был не на шутку встревожен данным обстоятельством. У мальчика были налицо все задатки художника-импрессиониста! Он смело использовал цвет, он стремился к новизне! И это была катастрофа. Людям не нравились яркие, бросающиеся в глаза картины, они желали видеть спокойные, приглушенные тона. Так что пусть он с самого начала научится рисовать правильно, так, как надо. Главное – уметь оперировать небольшим количеством цветов. Для начала это будет черный. Только черный.

Однажды утром Анри увидел на столе гипсовую статуэтку скачущей лошади, а также лист белой бумаги и множество остро отточенных палочек древесного угля. Он с готовностью засел за мольберт. Когда эскиз был готов, учитель одобрительно кивнул и передвинул статуэтку, слегка ее развернув, после чего невозмутимо вернулся к прерванной работе. К концу дня пол в студии устилали угольные наброски скачущего жеребца, а Анри с недовольной миной трудился над двадцать восьмым рисунком.

С тех пор каждое утро на столе его дожидались новая статуэтка, стопка бумаги и уголь.

– Господин Пренсто, – отчаянно жестикулируя, запротестовал он однажды, – может быть, вы все-таки позволите мне писать красками?