Ох, и любят господа-первокурсники эту лестницу, и я разделяю их чувства: здесь всегда сумрачно и прохладно, даже в самый жаркий июньский день.
– Heute bist Du so sexy, Anna![30] – Януш восхищенно смотрел на меня.
– Von Zeit zu zeit sollte Ich sexy sein…[31] – совершенно невозмутимо ответствовала я. Ну подумаешь, надела с утра новое платье! Это милое, но несколько провокационное лимонно-розовое платьице от Givenchy, с голой спиной, было куплено мной буквально вчера, в любимом бутике у Marion.
– Что закажем? – Януш был настроен благодушно после своего успешного доклада на семинаре у профессора Кёнига. Мы сели в машину, припаркованную прямо у библиотеки, – ох, Януш нарывается на штраф! – и поехали к Maurizio, в наш любимый ресторан сицилийской кухни.
– Голодна как зверь, честно говоря, после семинара Чичовацки… Знаешь, Януш, какая у нас тема сегодня была? Вот только не смейся: «Божественное безумие в “Крейцеровой сонате” Л. Толстого». «Die Kreutzersonate»… Motive of spiritual murder, destroy to illusion – this is the theme of Tolstoy, sex is a symptom of civilisation and madness[32], короче говоря, тихий ужас! – Практически без пауз перескакивая с немецкого на английский, от Брюсова к Блоку и наблюдая за Янушем, который обалдело таращился на меня, я уже почти смеялась, но декларировать свое игривое настроение было бы явной бестактностью, не соответствующей местным нравам.
– Ну, милая Анна, и какой вопрос ты задала несчастному профессору Чичовацки? – улыбнувшись, спросил меня Януш.
– Отчего же несчастному? – не поняла темы вопроса я. – Жив и здравствует, ведет семинар.
– Знаешь, в таком чудесном розовом платье можно вообще ничего не говорить! – усмехнулся Януш, и мне почудилась ревнивая нотка в его голосе.
– Ну уж не преувеличивай… – рассмеялась я. – …My question is connected with music and different «musical» poetry forms in the early years of the 20h century – non-musical aesthetically organized sounds, – тарахтела я уже по-английски. – Music was a symbol of spirit, symbol of Civilisation for great many composers – like Igor Stravinsky, Alexander Skryabin, and poets like Valeri Bryusov and Alexander Blok… What is your opinion about this, I would say, independent position of Leo Tolstoj: Music like a madness, demoralisation, destroying?..[33]
– …Слушай, Анна, я и не знал, что у тебя такое хорошее произношение, просто оксфордское! – заметил Януш. – Я такого здесь и не слышал никогда.
– Тебе предстоит еще немало открытий, дорогой Януш, – скромно улыбнулась я, листая Tageskarte[34]. – Ладно, Бог с ним, с Чичовацки, он и так полсеминара отвечал на мой вопрос, все устали, и я тоже. Пожалуй, дорада с овощами на гриле и зеленый салат, без десерта.
– Анна, не скромничай… – по-прежнему пытался ухаживать Януш. – Твоей фигуре ничто не сможет повредить, поверь старику!
– Ну какой же ты старый, Януш! – улыбнулась я. – Сколько тебе, двадцать восемь? Мы же с тобой, кажется, одного возраста?
– Двадцать девять. Уже, – с истинно тевтонским достоинством уточнил Януш. – Я старше тебя на целый год, практически старик, и ты должна меня слушаться! – Он было пробовал приобнять меня за обнаженные плечи, с которых соскользнула шелковая шаль, но я, рассмеявшись, отмахнулась от его неуклюжих и абсолютно неуместных объятий.
– Милый Януш, двадцать девять – некоторые в твои годы только в
