Она вцепилась в мою руку, за другую меня схватила Демьяновна, которая, оказалось, тоже тут была, но попытка переместить моё тело даже по скользкой грязи опять не удалась. Мало того, Марина сама поскользнулась, и раскисшая почва, обдав моё лицо грязными брызгами, чавкнула под её телом. Мне показалось, что она заплакала от досады.
– Погодите, я сам попробую, – выдавил я.
С трудом перевернулся на живот, но встать на ноги так и не смог. Сил не хватало, но хуже было то, что тело не слушалось. Я всё время заваливался набок. Пришлось ползком – по грязи, как какой-нибудь голливудский диверсант на боевом задании. Марина с Демьяновной опять ухватили меня подмышки и дело сдвинулось с мёртвой точки. Вскоре я уже на четвереньках вполз на веранду, а там, стащив с меня мокрые и грязные тряпки, обтёрли насухо и положили на старый диван, наскоро застеленный покрывалом. Марина растирала моё тело, причиняя ещё большую боль, Демьяновна по её команде наполнила кипятком пластиковые бутылки, сколько нашлось их в доме, и практически обложила меня ими со всех сторон, накрыв толстым ватным одеялом. После чего ушла готовить для меня какие-то настойки. А Марина, переодевшись в сухой халат, села на табуретку рядом с диваном.
– Тебе очень больно? – спросила она дрожащим голосом. – Голова болит? Тошнит? Видишь хорошо? А слышишь?
Я был тронут её состраданием и заботой и даже не знал, как выразить благодарность. Больно-то больно, но не хватало ещё, чтобы она тут разревелась.
– Терпимо, – еле выдавил я. – Вижу хорошо. Хотя очки я там потерял. Ты не находила? Хана, значит, им. А в целом, бывало и хуже.
– Да куда уж хуже! – девушка посмотрела на меня так, будто я сказал какую-то глупость. – Я так перепугалась! Думала, что уже не вернёшься. А у тебя что, раньше бывали такие ситуации?
– Ага. Десять лет назад меня машина сбила. Чуть было не сдох. В ноге до сих пор штырь железный.
– Как до сих пор?! – удивилась она. – А почему сразу не удалили?
– Да нет, это мне врачи сами загнали его в кость, чтобы срослось. Потом должны были вынуть, а я не пошёл. Неохота было опять на операцию.
Так мы разговаривали, и я всерьёз отвечал на её наивные вопросы, пока не подумал, что Марина просто не даёт мне снова потерять сознание.
– Что, со мной всё так плохо? – спросил я напрямик. – Ты же просто мне зубы заговариваешь?
– В моей практике таких случаев не было, – ответила она. – Поэтому я волнуюсь. Тебя надо срочно в больницу везти, а их всё нет…
– Слушай, Марин, мне, пока я там валялся, странное видение было.
– Как раз в этом ничего странного нет, – сказала она, как-то по-новому на меня посмотрев. – Но об этом сейчас говорить не будем. Ты всё запомнил?
– Что всё? – не понял я.
– Видение своё. Запомнил?
– До мельчайших подробностей.
– Ну и хорошо. Только рассказывать про него сейчас не надо. Было и было.
Какая-то двусмысленность определённо была в её словах. То ли она боится, что я заново испытаю шок, то ли какая-то другая причина крылась в её нежелании обсуждать то, что я пережил в бессознательном состоянии. И я был почти уверен, что эта причина есть, но спорить не стал.
– Чёрт, теперь куча проблем возникнет, – вслух подумал я. – Очки единственные потерял. На работе будут неприятности. И отец, когда узнает, что я в больницу попал…
– Не переживай, я схожу к твоему отцу, успокою. Ты ведь живой. И скоро поправишься.
– Даже не знаю, как тебя благодарить, – вздохнул я. – Даже странно как-то: мы ведь только сегодня познакомились, а такое чувство, что уже годы вместе прожили…
