Я подбираю с земли совершенно целую картонную коробочку с патронами от АК-74. Местные милиционеры тут же принимают боевую стойку:
– Э, это наше!
– С какого такого перепугу? – интересуюсь я.
– Так мы здесь воюем же!
– А мы что делаем?
– Нам нужнее!
Такая мольба в голосе милиционера – аж до смешного! В общем, делим патроны по-братски – напополам. Они пригодились потом – отдал их операм из мобильного отряда. Те всё время палили из автоматов при проведении мероприятий, в основном, чтобы охолонить взбудораженную аульную толпу. А патроны командировочным давали под расчёт – мол, для вас война, а для тыловика главное учёт и контроль. За использованные патроны отписаться – это долгая и нудная история. Так что отдал я эти патроны для отчёта.
Как я понял, место происшествия толком не отработано. Только сфотографировали и увезли остатки взорванных машин. А здесь ведь осталось ещё много важных предметов.
Мы собираем уцелевшие сим-карты для мобил, которых оказывается неожиданно много – если они активированы, это бесценный источник оперативно-значимых сведений. Потом начинаем отработку жилсектора. Это значит, что заваливаемся в каждый дом и пытаемся развести хозяев на разговор – кто что видел. Понимаем, что с оперативниками из Москвы тут никто откровенничать не будет. Поэтому мне в голову приходит простая идея.
Стук-стук в дверь. Открывает недовольный хозяин – мужчина солидный, уже в возрасте.
– Здрассьте, мы из «Комсомольской правды». Пишем про происшествие. Не могли бы вы нам рассказать.
Хозяин угрюмо смотрит на двух «правдистов» – я в джинсах, футболке и рубашке. За мной наш опер в камуфляже. Ну, чистые корреспонденты. Но, как ни странно, срабатывает. И местный житель охотно начинает нам петь о том, какие машины видел, куда они ушли и всё такое прочее. Нам становится понятно, что была «стрелка», и машина торговцев оружием ушла ещё до взрыва.
Картина происшествия, в целом, нарисовывается. Однако уже позже прояснились некоторые обстоятельства, свидетельствующие о том, что мы просто фигнёй маялись, и никому это не было нужно. Взорвалось то, что и должно было взорваться. Следствие закончено – забудьте. Но это уже совсем другая история.
В результате осмотра места взрыва я наступил на доску с гвоздём, пропорол насквозь подошву ботинка и повредил ногу – ну прям Басаев с того света дотянулся и впился в меня ржавым зубом.
– Не хватало ещё столбняк схватить! – воскликнул я.
– Поехали укол делать, – кивнул приставленный к нам оперативник местного МВД.
Приезжаем в Назрань в травмпункт.
– Снимай рубашку, укол будем делать! – говорит медсестра.
Я снимаю рубашку. Медсестра видит на поясе кобуру с пистолетом Макарова. Воспринимает это как должное и лениво осведомляется:
– Где ногу пропорол?
– На стройке.
– Строитель, что ли?
– Ну да. Шабашим понемногу.
– Понятно, – кивает она и вкалывает под лопатку укол от столбняка.
Видимо, строителям в Ингушетии положено ходить с ПМ на поясе. Национальная специфика.
Когда возвращаемся в здание МВД, я говорю заместителю начальника республиканского розыска:
– Слушайте, там тротила на месте происшествия столько, что пол Назрани взорвать можно. И ни оцепления, ничего. Людей там поставьте!
– Да? – удивлённо смотрит на меня полковник. Потом берёт трубку и раздражённо орёт на кого-то по-своему. В результате оцепление выставляется. Интересно, когда додумаются, наконец, собрать там тротил и патроны?
