Музей Совести. Роман-притча - страница 17
Запив сухую еду водой из-под крана, я отправился искать тихое место, где можно было бы устроиться на ночлег. На долгие дни и ночи, недели и месяцы. Потому что идти мне было больше некуда. Этот огромный музей казался мне наилучшим прибежищем для сироты. Несравненно лучшим, чем детский дом. Несравненно лучшим, чем беспризорная жизнь на улице…
Эрмитаж готовился к закрытию. Служащие предупреждали об этом заметно поредевший поток посетителей, радовались окончанию долгого и тяжёлого, на ногах, рабочего дня. Мне нужно было быстро найти для себя незаметное местечко и схорониться там. Спрятаться, зарыться, исчезнуть от всевидящих глаз работников музея. Уж они-то меня точно не пожалеют. Меня, бродяжку с улицы, ставшего таковым две недели назад и бывшего до этого самым обычным подростком.
Огромный музей с сотнями залов, километрами паркетных и мраморных полов, с миллионами бесценных экспонатов, я выбрал себе на жительство.
Как альтернативу потерянному дому.
Как замену бабушкиной любви.
Как большой и ласковый кокон уверенности и стабильности, в который мне хотелось как можно быстрее завернуться.
Глава 5 Невидимый среди великих
Только спустя несколько тревожных недель мне удалось определиться с местами обитания. Cпальными местами. На моё счастье, в это смутное время конца восьмидесятых годов в Эрмитаже отсутствовали хорошие системы наблюдения и сигнализации. Как, впрочем, и плохие. Боязни быть отслеженным камерами у меня не было. Да, честно говоря, о камерах в то время я даже не думал. Я о них просто не знал. Эта идея пришла мне в голову через много лет.
Залы музея замечательно проветривались и прогревались. А может быть, и нет. Во всяком случае, температура внутри зданий, объединённых в музей, оставалась более или менее ровной. То ли потому, что залов было много. То ли потому, что стены толстые, а потолки высокие. Не знаю. Несмотря на пролетающий за окнами снег, внутри было тепло. Хотя иногда тепла хотелось чуть больше. Холодными осенними, а затем и зимними ночами.
Еда – вот что оказалось большой проблемой для выживания. Особенно в первые недели. Голод стал злым спутником беглеца. Пустой желудок всё время толкал в бока и подгонял меня: «Иди, иди отсюда! На улицу, в город! Там много еды. Ну, если и не много, то тебе, во всяком случае, хватит. Не то, что здесь. Так ведь можно умереть. Иди, оставь идею жить на свободе. Лучше быть несвободным, зато сытым. Тут не до принципов: если хочешь остаться живым, придётся пожертвовать свободой. Разве не так?»
Мне не нравились такого рода, часто повторяющиеся внутренние монологи, но я держался своей цели остаться полуголодным, но свободным. Этому меня тоже научила бабушка. Она часто повторяла, гладя меня по голове нежной мягкой рукой:
– Антоша, если ты чего-то захочешь, то обязательно этого добьёшься. Знаешь, родной, многие уверены, что их мечта неосуществима, только потому что кажется слишком фантастичной или даже сумасшедшей. Не дружи с такими людьми – они ничего не добьются в жизни. Я много лет прожила на свете, многое видела, много знаю, именно поэтому говорю тебе эти слова. Если у человека есть мечта, она обязательно исполнится. Здесь важен один пункт, о котором знают те, у кого она уже осуществилась. Люди терпеливо шли к своей мечте. Шли, невзирая ни на что: ни на пессимизм родственников, ни на предательство друзей, ни на неверие коллег. У человека, идущего вперёд, не должно быть ни капли сомнения. Вот тогда у него всё получится. Он победит. Добьётся своей цели.