вихря, мог усмотреть сию маленькую надрывную черту, на
короткий момент неодобрительно исказившую внешность
приятеля. Поэтому так же отрешенно и самозабвенно он
продолжал:
–Да, ладно бы там жениться! Это еще куда не шло! Я даже за
свое многолетнее расточительство времени не встретил той
женщины, которая оказалась бы главной находкой в моей жизни. А
это ведь не так-то просто, мой дорогой друг. Не так-то просто… Ну,
ты ведь понимаешь меня, наверное… Да? Понимаешь?! А собака…
А собака-то что. Собака-то, как бы не старалась, все равно
женщину не заменит, – Журкин надрывно засмеялся и продолжил
легко, не скрывая отличного расположения духа, вдруг
снизошедшего: – Путешествовать – путешествовал. Работа – есть,
да будет еще лучше! Дом – есть! Даже собака есть. Жены вот нет. А
времени на расцвет не так уж и много у нас остается. Да и кому я
дряхлым стариком-то буду нужен? Разве только из-за выгоды какой.
Как-то, знаешь, остепениться хочется. Ну, к примеру, через годик,
свою семью завести. Вот что стало в моих планах! Не в разрез с
работой, разумеется, – тут говоривший деловито прикашлянул и
вздохнул. – Вот так-то переменился Гриша Журкин, сторонник
холостяцкой жизни! Жениться хочу. Ну, с этим что-то не везет.
Оказывается, не так-то просто на наших старых порах, мой
любезный, влюбиться да и жениться! Не те мы уже! Не те.
Зачерствели совсем!
– Мерзость какая! – процедил ни с того ни с сего Филолет
Степанович и отодвинул желеобразный нежно-розовый десерт, и,
только секундой позже поднял глаза на Журкина, который сидел в
недоумении. – Нет, ну ты посмотри, посмотри, что они мне
принесли! Десерт! Какой же это, к черту, десерт! Это же в рот не
вломишь! А ведь это еще и глотать полагается!
– Да, подожди ты со своим десертом! – чуть раздраженно, но
весело вмешался Журкин, которого отстранили от задушевного
диалога. – Десерт, как десерт… Оставь его в покое. И прекрати
трясти тарелку! Это становится невыносимо! Не понравился –
закажи еще что-нибудь, поплотнее, нормальное на твой взгляд. А
то! Я ему про женитьбу! Такую серьезную тему завожу, а он мне
про десерт! Сто лет не виделись, а всё брюхо набить на уме! –
Журкин приподнял хрупкую тарелочку, стоявшую перед
Гомозовым, слегка тряхнул ее, от чего что-то розовое и
желеобразное пружинисто покачалось из стороны в сторону. –
Официант. Официант! – крикнул он, привлекая к себе внимание
публики кафе. Тут же к нему подбежал хиленький молодой человек
в форме, и Журкин заявил: – Достопочтенный, уберите,
пожалуйста, это блюдо! – с явным возмущением сообщил он. – На
моего коллегу оно оказывает раздражающий эффект. А у меня, вы,
знаете, вообще аллергия на желатин! Жуткая аллергия! – поспешно
проговорил Журкин слегка в нос. – Просто жутчайшая!..А-а-пчхи!
А-а-а-пчхи!
Официант без лишних слов быстро схватил блюдо и в момент
ретировался, испуганный тем, что сейчас громыхнет еще один
раскат невыносимого «а-пчхи», и неприязненно заденет
достоинство его всеугождающей профессии. Журкин, тут же
утерявший аллергический симптом, тихонько захихикал, Гомозов
довольно ухмыльнулся. Беседа возобновилась:
– Я честно сказать, не только по проекту сюда приехал, –
сообщал недавний аллергик. – Ты его дома, обязательно изучи!
Заглянул я к вам еще с одной, особенной целью, – тут Григорий
Станиславович глянул в окно, нерешительно помялся, и заговорил с
задумчивостью: – Слышал давно про ваш городок! Вот что!
