***
Магдалена умела быть назойливой. В её-то положении прислуги она и до кровавого якобитского восстания знала, как убедить хозяев в своей правоте. Джеймс Гилли не был ни тюфяком, ни ведомым, но после кончины жены не нашёл ничего лучше, как завести роман с хорошенькой гувернанткой. А Магда действительно была ещё очень хорошенькая. Граф даже находил её чрезмерную набожность «занимательной», поскольку сам не был богобоязненным. И он был ещё достаточно молод, так что сама Магдалена не сумела устоять против соблазнительного греха, однако взяла слово с хозяина, что их роман останется в тайне.
Они оба оставались довольны этой связью. Что уж говорить, даже теперь граф Монтро охотно выслушал доводы и аргументы своей весьма мнительной и навязчивой любовницы насчёт странной дружбы Амелии и Томаса Стерлинга.
– Либо он женится на ней и получает то, чего так желает – ваши финансы, – почти яростно констатировала Магда, – либо пусть прекращает кружить девчонке голову. Поговорите с ним, он должен объясниться!
– С чего ты взяла, что ему нужно моё наследие? – спрашивал тогда граф.
– Он так рвётся за океаны и так сильно ненавидит пригретое для него в королевском совете место, что его папаша вот-вот выгонит парня взашей! Уверена, с вашими деньгами… вернее с тем, что достанется Амелии, ему не пришлось бы прогибаться под желаниями лорда Стерлинга. Будьте же вы благоразумны! – Магдалена уже готова была хозяину в ноги упасть. – Амелия должна остаться в высшем обществе незапятнанной, неопороченной! Кто знает, что у этого подлеца на уме?
– Томас не кажется таким. Я знаю его отца.
– Тогда, раз вы настолько ему доверяете, вызовите для разговора. Пусть всё объяснит. Так долго продолжаться не может!
Некоторое время Магдалена ещё ворчала и ругалась, восхищая графа своей латынью, и в конце концов он согласился. Прошло несколько ленивых дней, наступил тот самый судный вечер, когда лорд Стерлинг, граф Монтро и Томас собрались в большом кабинете для серьёзного разговора. Джеймс Гилли не умел излагать столь же красочно и яростно, как Магда, но он был суров и настойчив в вопросе, касающемся его племянницы.
Поведав о своих переживаниях, граф украдкой взглянул на старшего Стерлинга. Мужчина стоял вполоборота у окна и весь разговор молчал, придерживаясь своей безучастности. Возможно, его задело упоминание об их с сыном личных конфликтах, касающихся будущего Томаса и его желаний служить на море. Сейчас лорд Стерлинг с холодностью во взгляде смотрел через окно на внутренний двор своих владений.
Что же до самого виновника? Стоило отдать ему должное, как спокойно воспринял он аргументы, выдвинутые другом семьи. На лице молодого человека не дрогнул ни один мускул, хотя граф Монтро не мог не заметить налитые кровью потемневшие серые глаза. Джеймс Гилли вспомнил о том, что Томас мало спит и много читает по ночам, возможно, дело было в этом.
Когда Томас достал из внутреннего кармана своего далеко не нового редингота записную книжку, его отец нетерпеливо вздохнул. Джеймс дождался, пока молодой человек изложит на бумаге всё, что требовалось, и протянет ему вырванный листок.
– Стоит ли мне читать про себя или… – граф засомневался, поглядывая то на отца, то на сына.
Томас равнодушно махнул рукой, и Джеймс Гилли зачитал вслух:
«Милорд, я уважаю Вас и тем более уважаю Вашу привязанность к племяннице. Разумеется, в моих словах Вы не найдёте необходимого доказательства, однако они всё, что у меня есть. Мои слова и чувства – иных аргументов я не имею. Всецело полагаюсь на Вашу милость, ибо сказанное мной далее – искренне и бескорыстно. Амелия – чудесный, но одинокий ребёнок, ищущий поддержку своим увлечениям и сочувствие её скорби. Ни о чём ином я и не думал помышлять. Если наша дружба показалась Вам подозрительной, уверяю, ничего кроме нежности и теплоты по отношению к ней я не испытываю. Разумеется, в случае, если Вы или мой отец решите, что я сам оказываю дурное влияние на Амелию, я буду вынужден, не без сожаления, это общение прекратить
