Музыка сердца - страница 36
– Уберите это, прошу вас!
– Госпожа, вы слышите меня? Это я, Катрин.
Служанка, которую мне подарила графиня. Катрин. Я вспомнила.
– Выпейте горячего молока, вам станет легче!
– Уйдите, прошу вас! Катрин, оставьте меня! ― я разрыдалась, отвернувшись к стене. Когда же они оставят меня в покое? ― Оставьте же, уйдите все!
Утро. В чужом доме. Солнце светит на низкий беленый потолок. В углу паук сплел паутину. Кто-то сидит рядом в кресле. Ах, да! Служанка.
– Катрин, ― позвала я, удивившись, что мой голос звучал неестественно тихо. ― Где мы?
– В Польше, госпожа. Вам уже лучше?
– Лучше, спасибо.
– Я приготовлю вам завтрак, ― и она убежала.
Я поднялась на постели, накинула поверх рубашки плащ, посмотрела в малюсенькое окошко. На улице было полным-полно снега. И ни души. Просто мертвая тишина. На горизонте чернели крылья ветряных мельниц. И бескрайние заснеженные поля. Я без сил опустилась на подушки. Господи, в моих ушах плеск волн, крики гондольеров, чаек… и его голос, мучительно больно:
Lascia la spina,
Cogli la rosa;
Tu vai cercando
Il tuo dolor2
Какой провидец написал эти строчки? ― близнец Метастазио? Или маэстро Гендель… Неужели кто-то еще в этом мире чувствовал нечто подобное? Ведь всякий раз твое несчастье кажется уникальным, только твоим. Гениальные поэты и композиторы не могли быть гениальны, не пройдя сквозь муки и любовь. Вот почему музыка Риккардо была мертва, но теперь, я уверена, он напишет свою оперу, и она будет прекрасна! Он ведь тоже нашел свою боль, как и мы с Карло.
Неделю-другую я провела в дороге, затем корабль, море, соленые брызги, холод, который забирался под одежду и, кажется, под кожу. Наконец, я увидела свое новое жилье. Это был древний каменный замок, сложенный из огромных серых булыжников, кое-где покрытых мхом. Он принадлежал двоюродной тетке графини, проживающей здесь уже очень давно. Сейчас эта старушка обитала в одной из комнат и редко выходила в свет. Ужинать мне пришлось в одиночестве. Впрочем, вся моя жизнь теперь была наполнена одиночеством. Как и раньше. Только я и краски. Единственное, что мне оставалось, это живопись и мои воспоминания.
Риккардо, как все опасались, заражения не подхватил, его здоровый организм быстро справился с раной, и вскоре он уже спокойно ходил, хотя еще и носил повязку.
Lascia la spina,
Cogli la rosa;
Tu vai cercando
Il tuo dolor…
Звуки клавесина доносились сверху, Карло пел, в первый раз за это время.
– Малыш Карло, ты разрываешь мое сердце! Прошу тебя, успокойся. Или ты не веришь моим обещаниям? Ну, да, да! Мне сложно верить, но я клянусь тебе, скоро моя опера будет готова, мы будем иметь грандиозный успех в любом театре мира!
– К черту твой успех, я никогда больше не буду петь в театре.
– О господи! ― воздел руки к небу Риккардо и выскочил из зала.
Карло все дни проводил в покинутой комнате Роксаны. Она оставила все: книги, одежду, свои картины. На мольберте стоял почти оконченный большой портрет Фаринелли или Карло Броски? ― уставшее лицо, красивая прическа, кружевной воротник, перстень на пальце…
– Риккардо!
– Что, братец?
– Она оставила все свои вещи, свои картины… может быть, она вернется?
– Если она не вернется, то я сам найду ее, я тебе обещал.
– Ты только обещаешь.
– На этот раз я не «только обещаю»! Карло, прекратим этот глупый спор. Там внизу тебя ожидает Порпора.
– Я не хочу. Скажи ему, я болен.
– Сам скажи, он не уходит уже битый час.