Майкл не может изменять свои галлюцинации, но может в какой-то степени подавлять или вытеснять их, слушая или играя знакомую музыку или используя генератор белого шума – особенно по ночам. Но как только он просыпается утром, говорит мальчик, музыка включается снова. Если ребенок чем-то угнетен, музыка может стать невыносимо громкой, и в таких случаях Майкл кричит. Его мать называет это «акустическими мучениями». Майкл кричит: «Уберите ее из моей головы! Уберите ее!» (Это напомнило мне воспроизведенный Робером Журденом рассказ о том, что однажды в детстве Чайковский, лежа ночью в кроватке, кричал: «Эта музыка! Она здесь, в моей голове. Спасите меня от нее!»)
Майкл слышит музыку постоянно, беспрерывно, подчеркивает его мать. «Он не может порадоваться тихому закату, пройтись в тишине по лесу, спокойно подумать или почитать книжку, не слыша постоянно грохочущего в ушах оркестра».
Недавно мальчик начал принимать лекарство, уменьшающее корковую и музыкальную возбудимость, и, кажется, оно действует, хотя музыка пока по-прежнему захлестывает Майкла. Его мать написала мне: «Вчера вечером Майкл был счастлив, потому что его внутренняя музыка прекратилась на целых пятнадцать секунд. Такого еще не было»[22].
Помимо людей, для которых громкая навязчивая музыка – настоящая пытка, есть и другие, музыкальные галлюцинации которых такие тихие, что на них можно не обращать внимания. Эти люди обычно не обращаются к врачам, так как не испытывают потребности в лечении. Таким был случай Джозефа Д., восьмидесяти двух лет, в прошлом – врача-ортопеда. Несколько лет назад страдающий умеренной тугоухостью мистер Д. перестал играть на своем «Стейнвее», так как в слуховом аппарате звук казался ему «металлически резким», а без аппарата – размытым и нечетким. Кроме того, из-за глухоты он слишком сильно бил по клавишам. «Ты сломаешь пианино», – кричала жена. Шум в ушах – «шипение, как будто спускают пар» – появился за два года до того, как доктор Д. обратился ко мне. За шипением последовало жужжание – «как будто работает холодильник или еще какой-нибудь кухонный аппарат».
Приблизительно через год больной начал слышать «собрание нот, скользивших вверх и вниз, при этом две или три ноты вертелись и менялись местами». Эти слуховые приступы наступали внезапно, повторялись в течение нескольких часов, а потом так же внезапно прекращались. Спустя несколько недель Джозеф стал слышать бесконечно повторяющиеся музыкальные пассажи (больной узнал в них темы из бетховенского скрипичного концерта). Мистеру Д. так и не удалось услышать весь концерт целиком – лишь мешанину из разных тем. Он не мог определить – слышит ли он звуки фортепьяно или целого оркестра. «Это была чистая мелодия». Больной не мог прекратить звучание усилием воли, но звук был такой тихий, что на него можно было просто не обращать внимания; к тому же он легко перекрывался более громкими внешними шумами. Если больной занимался физической или умственной работой, музыка стихала.
Больше всего доктор Д. был поражен тем фактом, что, хотя его восприятие реальной музыки было искаженным и приглушенным из-за тугоухости, галлюцинации были живыми, отчетливыми и неискаженными (больной даже проверил себя, напевая мелодию вслед за галлюцинацией и записывая свой голос на магнитофон; потом, сравнив свою запись с исходной, он обнаружил полное совпадение в тональности и темпе). Напевание мелодии само по себе порождало своего рода эхо, повторение в мозгу.
