Мы будем вместе. Письма с той войны - страница 20



Как хороша жизнь, когда вдалеке светит моя Звёздочка. Вспоминаются слова Короленко22. Ведь и ты мой далёкий огонёк, который заставляет двигаться вперёд меня, уставшего путника. Жаль, что иногда этот огонёк исчезает, а после него тьма становится особенно густой.

Перечитываю письма. Твою откровенность считаю ликвидацией (силлогизм) последних преград, когда наступает физическая и духовная близость. Я верю в тебя и не думаю, чтоб ты смогла плюнуть мне в открытую душу.

При разговоре с Абрашей я поразил его тем, что смог добиться отпуска. Он назвал это чудом. Глупый, он не понимает, что значит желать. А мне необходимо было съездить и, кажется, не напрасно.

Я готов трудиться до последних сил, чтоб иметь тебя рядом с собою. Значит, что я буду видеть тебя, безгранично мою. Да зачем писать! Ты, я знаю, понимаешь меня.

Милая Муся, при трезвом суждении я вполне оправдываю твои колебания. Я не из тех, кого можно любить с первого взгляда, но узнав – полюбишь, и то не умом, а сердцем.

Пришёл связной и коротко ответил: «Нет». Почему? За пять дней одно письмо. Буду ждать.

Вернулся в 11 часов. С 6 часов был у Абрама. Время провели хорошо. Писем от тебя нет. Получил только одно.

Разлука – лучший экзамен любви

13—14.4.44

Получил письмо. Долго сидел и думал. Думал тяжело и объективно. И знаешь, логика на стороне матери. Но она, конечно, ослеплена родительским эгоизмом. Ведь бывают же люди из воров и пр., бывают и подлецы под лоском внешнего воспитания. Так что её критерий, с которым она подходит к людям, не признан всеми и далёк от аксиомы.

Что такое культурность: говорить «здравствуйте» тогда, когда хочется сказать «чтоб ты сдох»? Меня удивляет эта культурность людей, впитавших перлы литературы, их содержание и идеи, но коль скоро дело касается своих интересов, то они забывают Герцена и Тургенева. Люблю я смотреть на московскую культуру с задней площадки трамвая. Хорошо наблюдать её, но, когда мне пришлось задеть локтем людей в погоне за счастьем, не украденным, а отданным мне, культурные люди кричат: «Куда прёшь?» – как кричат на рабочего в трамвае, глядя на его блузу, но не зная, что он, быть может, сделал что-то большее для человечества, чем тихая жизнь.

Логически: я – не пара. Но я не из тех, кто ставит свою фигуру в центр вселенной, хотя и беру себе место в жизни, и смогу ценить счастье, попавшее мне, больше, чем тот, кто примет твою любовь как нечто должное. Вот это – основная разница во взглядах на твоё счастье. Пишу не в осуждение Ольги Семёновны23, а отвечаю на письмо так, как я думаю. Но почему она думает, что ты убежишь от меня? Что угодно, но этого не будет. Я не исключаю возможности столкновений по вопросам труда, но не быта.


Что делать?

Герцен порядочно написал по этому вопросу, и, кажется, всё сводится к тому, что человек имеет право на счастье, но ему мешают условности.

Я не Герцен и не берусь решать философских вопросов. Пусть люди отказываются от счастья, я отвечу прозаически: прежде всего, не следует дразнить людей и задевать больные места, коросты быта. Пусть для них небо остаётся без грозовых туч. Это не ложь и не подлость. Вдруг завтра бой, и твой Ганя не будет иметь претензий к жизни, или останется инвалидом и не будет иметь претензий к судьбе. Значит, угроза была напрасной, и она только сделает трещину в семье.

Может, за этот период тебе встретится человек, и тебе трудно будет связать свою судьбу со мной. Вот когда я явлюсь со всеми данными не пылкого любовника, а мужа, мы сами можем решить вопрос, не консультируясь у инструкторов по счастью (вроде Деи).