Однажды по непонятной причине этот топовый матч перенесли из четырнадцатитысячного Дворца спорта в Лужниках во Дворец спорта ЦСКА на Ленинградском проспекте.
А вмещал он всего ничего – только три с половиной тысячи зрителей.
Приезжаем с друзьями ночью, накануне первого дня продаж, и заводим списки по старой и доброй традиции времён развитого социализма.
К трём часам ночи очередь уже довольно приличная, а к открытию касс так и вообще извивается как хвост. Две-три тысячи человек. И тут же, естественно, подъехали менты, всё оцепили и выставили железные барьеры, чтобы никто не пролез без очереди.
– Ты тут списки держишь?
Прямо на меня дышит перегаром мордатый старлей с рожей, как у адепта «чёрной сотни», депутата той ещё, при Царе-батюшке, Государственной думы Пуришкевича Владимира Митрофановича, золотого медалиста кишинёвской гимназии и даже автора сборника стишков «В дни бранных бурь».
– Ну, я…
– Головка от хуя, – улыбается старлей во все свои золотые, как у хача, зубы. – Короче, делаешь нам бесплатно десять билетов, на места по центру. Иначе я сейчас порву все списки на хуй и выстрою живую очередь.
– Да понял, понял, чай, не маленький.
Беру дружков на отвод, и быстренько производим «Совет в Филях».
Один из нас – и это правда! – даже как Михаил Илларионович, с одним глазом, выбитым в детстве из рогатки такими же долбоёбами юными пионерами-ленинцами, хорошистами и троечниками нашей школы.
– Надо делиться с ментами.
– Угорим на 15 рублей, да ну и хуй бы с ним.
– Спекулянты всё заберут у нас оптом, отобьёмся, да и нам ещё всё бесплатно выйдет, плюс хватит на портвейн и пиво, – подытоживает самый старший из нас, второгодник и хулиган со шрамом на лице, не расстававшийся с ножом и имеющий за это погонялово Спикер. От слова пика.
Молча киваю. Остальные тоже согласны со Спикером.
– Ну шо? – Старлей щиро улыбается.
– Договорились… Только и вы никого не пускайте, чтобы не лезли без очереди.
– Ярмоленко!!!
– Я, товарищ старший лейтенант!
– Возьми ещё трёх человек и стойте возле касс. И чтобы никто у меня без очереди не пролез, даже муха.
– Так точно, сделаем, товарищ старший лейтенант! – отвечает Ярмоленко, с лицом явного лимитчика, побитого оспой и прыщами, и прибывшего, судя по малороссийскому акценту пополам с суржиком, откуда-то из Сумской области или ещё глубже с необъятных просторов Родины.
Касса открывается с опозданием на полчаса, и вместо положенных трёх окошек работает почему-то только одно, остальные наглухо забиты фанерой, а в том, что открыто, сидит старушка-саботажница, с опухшим челом и таким выражением лица, как будто бы мы все тут должны ей по этой жизни, а она, сука многостаночная, делает нам всем одолжение, продавая билеты – строго по четыре в руки, не больше.
Сам билет надо описать отдельно.
Это клочок полупрозрачной бумаги, почти газетной, но серого, как наша жизнь в эпоху пятилеток, оттенка. Где красными буквами написано «ЦСКА – Спартак».
В ту эпоху, где не было ни принтеров, ни факсов, ни копировальных машин, подделать их не представлялось возможным, хотя и не составляло большого труда.
Даю, на всякий случай, чтобы не кривила рожу, саботажнице пятёрку, и мы вместе с друзьями забираем первыми наши пятьдесят билетов. Взяли бы и больше, да не было денег, «этих маленьких металлических кружочков», которые так любил товарищ Бендер, и, чего греха таить, не только он один.
