Мы из сорок первого... Воспоминания - страница 38

На одной из станций согрешил. Вышел из вагона посмотреть торговые ряды, которые выстраивались к приходу каждого поезда. И чего только там не было: всевозможные фрукты, жареные курочки, отварной картофель, исходящий паром, соленые огурчики и пунцовые помидоры. Я заинтересовался арбузами: взял в руки один из них и устанавливал его спелость. Вдруг – сигнал на отправку. Я пошарил по карманам, а там одна мелочь – ее слишком долго считать. В Баку я издержался и возвращался в Одессу практически без денег. Что делать? Я бросился с арбузом в руках догонять тронувшийся поезд, а продавец закричал, как будто его режут:

– Солдат, солдат! А как же деньги? – «Ладно, – думаю, – пусть пожертвует свой арбуз на благо защитнику отечества, не обеднеет»…

И вот за окном появились ставшие родными украинские поля, холмы и перелески. Скоро Одесса. Вагоны – полупустые, пассажиров совсем мало. На одной из станций напротив меня устроился старший лейтенант. Форма – с «иголочки», портупея новенькая, все ремни тщательно пригнаны, поскрипывают, лучи солнца играют на хромовых сапогах: те блестят, как начищенный самовар. Сам лейтенант выбрит чисто, до синевы, наверное, штабник. Чем-то он мне не понравился: слишком красивый, холеный был, что ли? Во всяком случае, обычного разговора попутчиков по купе у нас не получилось:

– Откуда родом, солдат?

– Из Ленинграда.

– А где служишь?

– Товарищ старший лейтенант! Разрешите на вопросы о службе не отвечать! – сказал как отрезал. Пусть видит, что и солдаты службу знают: командирскую форму каждый может одеть, а шпионов в стране навалом. Мой попутчик явно не ожидал такого ответа, но тем не менее я заметил искорки удовлетворения, промелькнувшие в его глазах. Странно, что это за человек? Разве мог я тогда предположить, что именно с ним будет связана моя дальнейшая судьба? До самой Одессы мы таки не разговаривали: каждый из нас с безразличным видом смотрел в окно и скучал.

Приехали. Вышли в город и разошлись каждый по своим делам, на прощание откозыряв друг другу: я довольно холодно и равнодушно, но четко, как заправский строевик, а он – довольно доброжелательно и чуть ли не с легкой усмешкой, но небрежно, как и положено штабникам.

В полку меня встретили радостно. Никто и не ждал – всего-то месяц прошел! И снова и моя жизнь потекла своим чередом в пулеметной роте.

Наступил октябрь. Пошли дожди. Наши красивые с виду палатки оказались вполне протекаемыми, и мы буквально плавали в них по ночам. Температура нулевая и ураганные ветры. Мы и прошлой зимой так не мерзли, а теперь едва не обмораживали руки и ноги. Занятия проходили в окопах и траншеях, залитых водой. Задень все обмундирование намокало. Ложась спать, мы, не раздеваясь, завертывались в одеяла с головой. Кроме того, днем находили разные тряпки и пришивали их к гимнастеркам с внутренней стороны – на грудь и на спину. Это немного согревало. Мы неделями не раздевались, не разувались и не снимали шинелей. Почти как на фронте. А в Баку было так тепло…

В конце октября меня перевели младшим командиром во вновь созданную специальную учебную роту, в которой готовили командиров-пулеметчиков. Ее состав – специалисты с высшим образованием, имевшие ранее отсрочку от призыва и родившиеся в основном в 1913–1914 годах.

В этой учебной роте я пробыл менее месяца, а затем – переведен в другое подразделение. Тем не менее в учебной роте у меня осталось много друзей и хороших товарищей, с которыми впоследствии не раз сталкивался как в рядовых, так и в чрезвычайных ситуациях. Многих из них я запомнил надолго. Среди них – Семивеличенко, серьезный, плотный мужчина. Вскоре он пожелал перевестись на ускоренные курсы младших лейтенантов. Смирнов и Могилевский – оба высокие, быстрые, решительные. Они будут активно работать в полковой разведке на фронте в 1941 году. Михаил Абрамович Кур – учитель географии из Симферополя. Борис Ткачук и Иван Юхимович Кучеренко – учителя математики…