Однако далее всё получилось так, будто мы были женаты чуть ли не вечность и секс стал для нас обыденной супружеской обязанностью. Как ни пытался расшевелить Любашу, но, кроме чисто физиологического удовольствия, ничего другого мы не получили. Причём, скорее всего, только я. Мыслями Любаша была далеко от меня, с дочкой, и все мои усилия заставить её раскрепоститься пропали втуне.
Когда всё закончилось, она приподнялась на тахте, оперлась ладонью о мою грудь и заглянула в глаза.
– Она прогуляла уроки?
Я обречённо вздохнул.
– Нет. Говорит, в школе прохудилась крыша, класс залило талой водой, и их отпустили.
Любаша вскочила с тахты, собрала одежду и скрылась в ванной. Минуты через три она вышла оттуда уже одетой.
– Мне пора.
Я натянул трусы, встал.
– Ладно.
Помог ей обуть сапоги, надеть пальто.
– Пока.
Не глядя, она чмокнула меня в подбородок и выскочила за дверь.
– До завтра? – крикнул я вдогонку.
– Я позвоню, – донеслось с лестничного марша.
Вот, значит, как… Я выглянул на лестничную площадку. Со стены на меня насмешливо пялилась жёлтая рожица.
– Тебе бы всё хихоньки да хахоньки… – мрачно пробормотал я и закрыл дверь. Очарование светлых надежд, царившее в душе после посещения Оксаны, улетучилось без следа. Насмотрелась Любаша американских фильмов, где, что ни отчим, то обязательно похотливый педофил, и теперь, похоже, переживает…
Я принял душ, надел спортивный костюм и, выйдя на лоджию, взялся за уборку. Заготовки сдвинул на середину верстака, щепу и крупную стружку сложил в ящичек, а мелкую стружку и опилки смёл в мусорное ведро. Больше я сегодня работать не собирался – не было настроения. Сварил супчик из пакета, поужинал, отрешённо глядя в беспросветный мрак за окном. Такой же беспросветный, как и в моей душе. Оставалось надеяться, что всё образуется и на старости лет лёгкий ветерок от крыльев синей птицы из волшебной сказки развеет моё одиночество. Неужели сказочные истории происходят только с Золушками и только в юном возрасте? Надежда умирает последней, но пока она жива, теплится последняя искорка, я буду верить в сказку со счастливым концом. А что мне ещё остаётся?
Бесцельно послонявшись по квартире, я включил телевизор, но больше пяти минут смотреть не смог. Настолько паршиво было на душе, что ничего в жизни не хотелось. Разве что удавиться.
Тогда я прошёл на кухню, достал из шкафчика начатую бутылку водки, налил сто граммов, принял как снотворное и направился спать. Авось утром всё утрясётся и мир предстанет перед глазами не таким мрачным. Хотя бы с проблесками света.
Проснувшись утром, я первым делом заглянул на лоджию, откуда мне сквозь сон всю ночь чудилось шуршание. Неужели завелись мыши? Злейший враг театральных кукол, грызут не только кукольную одежду, но и дерево, обезображивая кукол до полной непригодности. Не случайно Буратино преследовала крыса Шушера, а его деревянный сородич Щелкунчик воевал с мышиным королём.
Мышей я не увидел, но заготовки, аккуратной кучкой сложенные вчера вечером, были разбросаны по всему верстаку. Придётся заводить кота, пришёл я к неутешительному выводу. Тоже не лучший выход – любят кошки поиграть с куклами, поточить о них когти, – но из двух зол выбирают наименьшее.
Умывшись и побрившись, я приготовил яичницу, кофе и, уже заканчивая завтракать, нашёл более приемлемый вариант. У соседа по лестничной площадке жил громадный рыжий кот Леопольд, в противовес своему крайне миролюбивому мультяшному тёзке известный не только как мышелов и крысолов, но и гроза дворовых шавок. А что, если взять кота у соседа? Всё равно кот почти не живёт дома, больше бродит по двору и только на кормёжку забирается в квартиру по веткам тополя через форточку. Лишь бы сосед оказался дома.
