Я закрыл коробок и положил его. Неприятное ощущение чужого взгляда исчезло. Надо же, всё-таки чувствительность к старости возросла. Как и сентиментальность. И, кажется, мнительность… Но если с первыми двумя ещё можно мириться, то последнее мне совсем ни к чему.
Работать не хотелось, опасение, что в мастерской присутствуют трансцендентные силы, в которые никогда не верил, не рассеялось, но я упрямо взял резец, протянул руку за заготовкой…
И в это время прозвенел телефонный звонок.
Как я ему обрадовался! Не столько самому звонку, а тому, что могу хоть на время покинуть лоджию.
Уверенный, что звонит Любаша, я выскочил в комнату, схватил трубку и, стараясь придать голосу официальный тон, сообщил:
– Бюро торжественной регистрации брака!
В трубке икнуло, затем мужской голос с ярко выраженным русским акцентом осторожно поинтересовался:
– Do you speak English?
– Э-э…
– Sprehen sie Deutsch?
– Мнэ-э…
– А! Ни «бэ», ни «мэ»?
– O, yes! – выпалил я, узнав, наконец, голос.
– Привет, брачующемуся, – ехидно поздоровался Мирон. – Неужели так далеко зашло?
– Не твоё дело, полиглот липовый, – буркнул я.
– Как это не моё? Я, может, набиваюсь в свидетели. Погулять хочется на свадьбе, нажраться водки до потери пульса…
– Кончай трепаться. Что надо? Или вернуть долг хочешь, чужие деньги карман жгут?
В трубке снова икнуло.
– Э-э… Мнэ-э… – передразнивая меня, протянул Мирон. – Что значит, чужие? Это занимают чужие, а отдают свои!
– Сейчас повешу трубку, – предупредил я.
– Зачем сразу так? – пожурил Мирон. – Долг отдам, дело святое… В любой момент.
– Тогда – что надо? – повторился я.
– Ты газету «Город» за сегодняшнее число читал?
– Единственное, что читаю последние года три, – с пафосом заявил я, – это надписи на заборах.
– Да уж… Граффити – высокое искусство. Где уж нам уж, рядовым богомазам, до него с нашими благочестивыми иконками… Там – полёт мысли, широта кругозора…
– Вешаю трубку!
– Всё, всё! – оборвал трёп Мирон. – Газету почитай. Настоятельно рекомендую.
– Зачем?
– Ты сейчас строгаешь Буратино щедрому заказчику?
– Да.
– Похоже, не придёт твой заказчик забирать куклу.
– Это ещё почему?
– А ты газетку почитай! – злорадно сказал Мирон и повесил трубку.
Только этого мне для полного счастья и не хватало! Заказчик не придёт… Почему? Я посмотрел на открытую дверь на лоджию. Выходить туда по-прежнему не хотелось. Ну и ладно. Схожу на улицу, прогуляюсь, всё равно надо идти в ларёк – хлеба в доме ни крошки. Заодно и газету куплю. Почитаю, на что там намекает Мирон.
Когда я вышел из квартиры, то принципиально не стал разговаривать с жёлтой рожицей. Даже в её сторону не поглядел. Обидела она меня до крайней степени. Смешно, когда взрослый человек разговаривает с рисунками на стенах. Если, конечно, это не диагноз. У меня это не диагноз, а затянувшееся детство. Не случайно в кукольный театр пошёл работать.
На улице распогодилось. С ясного неба светило яркое солнце, звенела капель, на голых ветках деревьев щебетали воробьи, в воздухе пахло весной. Скорее бы…
Сумрачное настроение растаяло без следа, и я неторопливо прошёлся по улице до рынка. Купил хлеб, пельмени, пиццу и на всякий случай бананы. Обещал ведь… За покупками совсем забыл о газете, но, когда вознамерился купить свежих помидоров по баснословной цене, вспомнил, что говорил Мирон. Если не соврал и щедрый покупатель не явится за заказом, то деньгами швыряться не следует. Купил газету, хотел тут же, у киоска, просмотреть, но из-за пакета с покупками листать было неудобно. Тогда я свернул на набережную и сел на скамейку рядом с благообразным жизнерадостным старичком, с умильной улыбкой наблюдавшим, как на льду реки ребятишки играют в хоккей. Наверное, радовался, что очередную зиму пережил и небо ещё покоптит.
