– Лишь бы от сифилиса не провалился, – мрачно парировал он. – Кстати, ты слышал, что на днях из городского морга пропали два покойника?
Меня разобрал смех.
– И один из них пришёл сюда долларами швырять, – продолжил я. – Так, что ли? Чушь не неси, а?
Мирон сконфузился.
– Да ладно тебе… Что там в пакете?
Он заглянул в пакет, увидел полено и фыркнул.
– Решил окончательно переквалифицироваться в Папу Карло?
– От Рублёва слышу, – отрезал я, намекая на его иконопись. – Ты всегда был прямолинеен, как полёт кирпича.
Настроение сразу испортилось. Я раздражённо выдвинул ящик из-под лотка и стал укладывать в него кукол. Не люблю своего прозвища. Что за напасть – если кукол мастеришь, обязательно обзовут Папой Карло.
– Не сердись, Денис, – пошёл на попятную Мирон. – Извини. Не со зла я… Просто ситуация похожа на…
Он всё же не выдержал серьёзного тона и прыснул.
– Да пошёл ты… Когда вавки в голове, зелёнку пить надо, а не «Вигор». Тоже продаётся в аптеке, и тоже на ректификате.
Я закрыл ящик, сложил лоток.
– Уже уходишь?
– А что мне тут делать? Теперь полгода могу сюда не показываться.
– Да, повезло… – завистливо протянул Мирон. – А я ещё постою, авось и мне улыбнётся удача. Андрюхе повезло, теперь вот тебе, быть может, и мне привалит счастье. Бог, он троицу любит.
– Давно набожным стал? – фыркнул я.
– Наоборот, – покачал головой Мирон. – После случая с тобой начинаю подумывать писать иконы с отпетых грешников. Глядишь, будут пользоваться большим спросом.
– Не богохульствуй! – погрозил я пальцем.
– Какое тут богохульство? Грешники на земле живут намного лучше святых, а я в загробный мир не верю, потому тоже хочу неплохо пожить… Давай по пять капель на дорожку?
Он достал из-за пазухи бутылку.
– Нет. У Любаши сегодня день рождения, а я и так уже принял. Нехорошо получится, если заявлюсь пьяным.
– Счастливо отпраздновать, – пожелал Мирон и приложился к горлышку бутылки.
– И тебе счастливо, – кивнул я, нацепил на одно плечо ремень с ящиком, на второе – ремень со сложенным лотком, взял в руки пакет с поленом и побрёл из сквера, по пути раскланиваясь со знакомыми художниками.
Ящик с куклами и лоток я хранил в каморке под лестницей первого подъезда пятиэтажки, расположенной напротив входа в сквер. Ведал каморкой дворник Михалыч – крепкий старик, бывший преподаватель физкультуры и страстный поборник здорового образа жизни. Выйдя на пенсию, он принципиально устроился на работу дворником, чтобы постоянно иметь физическую нагрузку и быть всегда в тонусе. Ему было под восемьдесят, но выглядел он никак не старше пятидесяти: в волосах – ни единой сединки, а статная фигура – просто на зависть. Поставить нас рядом, так я выглядел старше.
Михалыча я застал во дворе скалывающим ломом наледь с тротуара.
– Принёс долг? – мрачно поинтересовался он. – Если нет, можешь разворачиваться и топать восвояси.
За хранение ящика и лотка он брал сто рублей в месяц, но за последние два месяца я ему задолжал.
– Принёс, принёс!
Михалыч воткнул лом в сугроб, снял рукавицу и протянул руку.
– Давай.
– Побойся бога, Михалыч! – взмолился я. – Замёрз как цуцик, руки задеревенели. Поставим всё в каморку, и сразу отдам.
Михалыч смерил меня недоверчивым взглядом, молча развернулся и повёл в подъезд. Отпер дверь каморки и придирчиво пронаблюдал, как я впихиваю под лестницу лоток и ящик между мётел и лопат.
– Если соврал, – предупредил он, – выброшу твои причиндалы на улицу к чёртовой матери!
