Доган убеждал себя, что Марлен – всего лишь земная женщина, что она недостойна, что она – гонщица, развращенная, умеющая лишь мужчин совращать да в гонках участвовать.
Он пытался скрывать правду, в первую очередь – от себя. Но правда была на виду, она плескалась в глазах Недж, которая прибыла в Экталь в то же утро, разминувшись с лисицей на каких-то полчаса.
– Ты жесток, Доган, – сказала Недж. – Я был хотела заблуждаться на твой счет, но дальше так продолжаться не может. Тот мужчина, в которого я так слепо верила и которого любила, давно умер.
Доган едва сдерживался, чтобы не ответить ругательством. Его впервые раздражала собственная жена, которую он уважал и у которой всегда искал совета. Не только жена – с недавних пор его раздражали враз потерявшие смысл обязанности судьи.
В мыслях была лишь она, проклятая лисица. С какой обидой она на него смотрела, когда он утром резко подмял её под себя и развел её ноги в стороны. И вошел в мягкое, до зубного скрежетажеланное тело.
– Недж, уходи. Давай поговорим об этом позже.
– Когда? Я и так ждала достаточно долго, думала, что ты образумишься.
Доган испытал прилив агрессии.
– Не делай вид, будто её благосостояние – в твоих интересах! Она, Недж – твоя прямая соперница, верно я говорю?
Но Недж на его слова отреагировала неожиданно. Она усмехнулась, и было в этой насмешке нечто покровительственное, будто он, Доган, не понимает очевидных вещей.
– В отличии от тебя, я еще не забыла, чему нас дома учили, Доган. Тебя высшие силы наградили таким подарком, о котором каждый из нас мечтает
– Она – не наша!
– … а ты пренебрегаешь им! Более того – делаешь несчастной девочку, которую обязан оберегать. Может ты и забыл наставления предков, но я – нет!
– Не лезь!
– Пока – не лезу, так как понимаю, что тебе нелегко принять её происхождение, но если так будет продолжаться и дальше…
– Ты ничего не сделаешь, что бы я ни сделал, – сквозь зубы процедил Доган. – Она – моя гонщица, и я поступлю с ней так, как сочту нужным. Ясно тебе!?
Недж фыркнула, огрызнулась и ушла. Доган понимал, что это не конец, но в тот момент думать о законной жене не хотелось. А вот о гонщице – хотелось.
Доган вернулся в спальню, улегся на кровать (ту самую, где еще витал тонкий запах их ночи) и задумался.
Неужто лисица думала, что он после этой странной совместной ночи станет вести себя как-то иначе? Кажется, нет, не думала, ведь ушла, как только он её об этом попросил. Всегда уходила. Ни просьб, ни пожеланий, ни возражений. Тень, а не женщина.
Лисица?
– Марлен.
Он впервые произнес её имя вслух. Мягкое звучание поцарапало горло.
– Марлен.
Его разрывало от чувств, столь противоположных, столь для него неестественных.
Та гонщица, что он приказал выгнать – лисица после того случая будто потухла. Он знал, что они звались подругами, но не думал, что по-настоящему дружили.
Иногда он почти жалел, что отдал тот приказ. Его юная любовница по-настоящему скорбела по изгнанной женщине, и никакие приказы не могли того изменить.
Лисица и с Джин тоже… дружит.
Доган не знал, как воспринимать эту мысль, хорошо это или плохо – что две его любовницы находятся в столь теплых отношениях. С другой стороны, к странным отношениям Недж и Джин он тоже как-то приноровился.
… В тот день Доган отменил все дела и замкнулся в Эктале. И приказал привести нескольких гонщиц. И постарался забыться.
У него ничего не получилось. Животная злость на его гонщицу выбивала дух. Доган не считал себя слабым человеком, но решение, которое он вскоре принял, достойно лишь слабого мерзкого подонка.
