Читать онлайн Михаил Шполянский - Мы входим в храм. Практическое пособие на пути к Церкви

© Издательский дом «Никея», 2016

© Шполянский Михаил, прот., наследники, 2016

Смысл жизни – вопрос сколь расплывчатый, столь же и остро насущный для каждого человека. Кто мы, зачем мы здесь, куда идем и каким должен быть этот путь? В конечной полноте ответить на этот вопрос может только каждый для себя – в своем сердце. Но есть и общие, укорененные в самом бытии закономерности, объективность которых невозможно отменить нашей субъективностью. Понять эти фундаментальные законы и определиться в отношении их – обязанность любого разумного человека. Цель нашей книги – попытаться сделать несколько шагов в этом направлении.

Итак, представим себе лекцию в университете. Вопрос студентам: «Какую по счету жизнь вы сейчас проживаете?» Интересуются – о какой жизни идет речь: духовной или физической? «О физической, о вполне конкретной реальной жизни». Ответы – кто во что горазд: прагматики – «первую», романтики – «одну из многих», оригиналы – «пятую с половиной». Один отвечает: «Вторую». – «Почему?» – «Не знаю.

Так кажется». Кажется как раз правильно. Объясняю: мы все, друзья мои, уже прожили одну жизнь – жизнь в ином мире, в материнской утробе. Там была своя четко ограниченная в пространстве вселенная; была своя среда обитания – жидкая субстанция. Пищеварительный тракт, как и легкие, мы имели, но они не работали – как оказалось, были зарезервированы для будущей жизни, а питание осуществлялось через особый орган, от которого сейчас остался один узелок. Обычно в своей вселенной мы жили поодиночке, но бывало, что собиралось нас двое или трое, а то и больше. Мы жили, развивались, мыслили, чувствовали, переживали, горевали и радовались. Некоторые из нас болели, многих зверски убили. И все мы, в конце концов, умерли. И это была настоящая смерть, мы были свидетелями ужасной катастрофы: наша вселенная страшно деформировалась и начала нас извергать; жидкая среда, в которой мы жили, куда-то излилась; мы были выброшены в пустое «безводное» пространство на произвол чуждой стихии, и в завершение – о ужас! – порвалась последняя связывавшая нас с жизнью пуповина, через которую осуществлялось все наше питание, – и мы отчаянно закричали: «Уа-уай!» «…Родился человек в мир» (Ин. 16,21).

Специалисты по детской психологии утверждают, что стресс, который переживает младенец в момент рождения, сопоставим со стрессом смертного мгновения. Но помнит ли это наш разум? Какими мы помним себя изначально: двухлетками? четырехлетками? шестилетками? А до этого – что, ничего не было? Неужели наш разум так одномерен, что не понимает простого логического построения: что уже было когда-то, может повториться и в будущем? Родители рассказали нам о нашем младенчестве – и мы верим. Врачи рассказали нам о процессе беременности – и мы верим. Святые рассказали нам то, что открыто Самим Господом – о вечной жизни. Верим ли мы? Скажете, живот беременной можно пощупать, а кто пощупает отошедшую от мертвенного тела душу? Но, друзья мои, в наш ли век – век кварков и нейтрино, век теории относительности и теории сингулярности – требовать «пощупать»?! Гороскопы на кофейной гуще нас не смущают? Барабашки в шкафу не смущают? Зеленые человечки с НЛО не смущают? А факт вечной жизни души, оказывается, смущает – это, говорят, суеверие, это не доказано, это не так уж и важно. Да что уж может быть важнее?! Быть ли нам «выкидышами» вечности, или Человеком в богозданной полноте природы? Как можно объяснить такую слепоту? В XIX веке говорили: величайшее достижение дьявола в том, что он уверил людей, будто его нет.

В нашем веке он достиг большего: он заставил людей не думать о загробной участи. Любой приходской священник скажет: духовная атмосфера во время совершения обряда погребения (кроме редкого случая, когда в нем участвуют вполне церковные люди) – страшна. Или отчаяние, или безразличие – смотря по ситуации. Никто не чувствует, что совершается великое таинство рождения души.

Да, да, это – рождение. В природе, нам для вразумления, Господь дал замечательный пример: бабочка. Сколько рождений она претерпевает и сколько жизней проживает? Пять! Первая жизнь – зародыш в теле бабочки-мамы. Вторая – яички в паутинке. Третья – гусеница. Четвертая – куколка. Пятая – бабочка. Пять жизней! И это прямая (и надо думать, неслучайная) аналогия с тем, что происходит с человеком на пути всей его большой жизни.

Церковь учит полноте ответственности человека за свою жизнь: душа не путешествует из тела в тело, оправдывая следующей реинкарнацией любые «неисправности» нынешней своей жизни. Начало существования души единственно: она сотворяется Богом для вечности и начинает существовать во времени в момент зачатия человеческого тела. Это первое рождение и первая жизнь. На этом этапе существования особенностью является то, что душа и тело младенца еще не могут реализовать дарованную Богом свободу: они готовятся ко второму рождению.

Второе рождение у бабочки и человека очень схоже: бабочка рожает яичко, женщина рожает ребенка. Начинается вторая жизнь – самостоятельная жизнь тела и души. Душа обретает способность делать выбор. Внешняя аналогия становится все более явной. Яичко – пассивная форма жизни. И недостаточная. Для того чтобы стать бабочкой, нужно побывать гусеницей. Для того чтобы пребывать со Христом в вечности, нужно встретиться со Христом в этой жизни.

Третье рождение – это Крещение[1]. Прошу обратить внимание: у некрещеного человека есть бессмертная душа. Но она пребывает как бы в пассивном состоянии, она не обладает необходимыми для развития степенями свободы. Представим себе такой пример: некий предмет, допустим, книгу, неосторожно положили в лужу клея, клей высох. Можно книгу поднять, оторвать? Можно, но для этого необходимо приложить немало усилий. А вот если клей рассохся или смыт растворителем? Протяни руку и подними! Но ведь кажется, что книга все так же лежит и ничего не произошло… Таким же образом и с душой в Крещении не происходит ничего внешне заметного, чего зачастую ожидают экзальтированные личности. Крещение – это не кинетика, а потенция. Зато какая! С души сняты путы, кандалы первородного греха – живи, возрастай! Тут уж душа должна потрудиться. Гусеница ползает по листикам, питается, наполняется соками будущей жизни. Душа питается благодатью Божией и исполняется начатками жизни вечной. Потрудись, душа, не ленись: с «листика» на «листик», доброделание и молитва, таинства Церкви и самопознание – все доброе тебе прилежит. Для гусеницы губителен ядохимикат, для души губителен, ядовит грех – беги от него, очищайся от него. И готовься к четвертому рождению.

Четвертое рождение – да, смерть. Успение, «засыпание» – не правда ли, это очень похоже на «окукливание»? Вот куколка висит – суха, мертва, стручок какой-то. Но нет, внешность обманчива – сокровенная жизнь продолжается. Душа отошла от тела, но и это еще не конец… Где-то там, в небесных чертогах, она пребывает в том состоянии, которое условно называется «предварительным судом». В чем-то это состояние схоже с первой жизнью: сама свое положение она уже изменить никак не может; того тварного времени, в котором мы живем и в котором возможны изменения, для нее уже не существует. Но все-таки изменения – положительные – возможны. Возможны действием извне. Любящие усопшего – живущие на земле близкие и небесные покровители – молятся Господу, и их дерзновенная любовь сдвигает законы мироздания: небесная справедливость уступает место милосердию. Так чья-либо заботливая рука может перенести неразумно обосновавшуюся, например, в дымоходе куколку на более благополучное место – живи! И душа живет (если только своим коснением в злодеяниях не была немедленно низвергнута во ад) надеждой и ожиданием последнего и страшного рождения – Страшного Суда.

Да, Страшный Суд, конец этого мира – он действительно страшен, ибо Суд Божий никому не ведом. Но верующая душа живет надеждой, ибо ради этого события – пятого рождения – она пришла в мир! И вот бабочка вылетает из куколки – красота родилась! Вы никогда не задумывались, зачем природе бабочки? цветы? Зачем нужна красота? Ведь с функциональной точки зрения они совершенно бесполезны: все эти разговоры про размножение, опыление – пустое. Я как священник сельский, наблюдающий жизнь природы воочию, утверждаю однозначно: все красивое нефункционально, а некрасивое (сорняки, мухи и пр.) – более жизнеспособно. Красота – это дар Божий, это милость Божия в нашем падшем мире: «…Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5,45). Бабочки – это остатки рая земного, ностальгия о потерянном рае и призыв к его обретению…

Бабочка прекрасна – легка, воздушна, самоцветна, но она и телесна. В теле, во плоти, будет и последнее воскресение – это открыто нам Господом. Конечно, это будет не наш нынешний мир и не наше нынешнее тело: «…чада века сего женятся и выходят замуж; а сподобившиеся достигнуть того века и воскресения из мертвых ни женятся, ни замуж не выходят, и умереть уже не могут, ибо они равны Ангелам и суть сыны Божий, будучи сынами воскресения» (Лк. 20, 34-36). Это будет сознательное бытие совершенной личности в полноте человеческой природы, вечное блаженное пребывание со Христом в нашем Небесном Отечестве. Достигнуть этого – вот единственная самодостаточная цель человеческого существования, вот смысл жизни.

Итак, «…жив Господь, Который сотворил нам душу сию… жива будет душа твоя…» (Иер. 38, 16,17). Пожалуй, это самое важное и в то же время очевидное открытие, достижимое человеком в этой жизни. Можно ли его игнорировать? Можно ли не замечать очевидности? Оказывается, можно. И называют это не безумием, а практическим подходом к жизни. Хорош практический подход – попивать пивко или драить светильник в каюте тонущего корабля, не обращая внимания на призывы занять место в спасательной шлюпке! Нестись к обрыву в автомобиле без тормозов, игнорируя все предупредительные знаки и сигналы! Неужто кто-нибудь всерьез думает, что смерть его минует? Но уже и врачи говорят о «жизни после смерти», ученые говорят о сотворении мира… Не выглядит ли на фоне этого помрачение разума «практичного» человека зловещим гипнозом? Бог дал нам свободу и силу. Никто нас не может заставить; могут только охмурять. Какая-то дикая легкомысленность при определении краеугольного вопроса бытия, словно стишки юного поэта обсуждаются. Пятидесятилетний человек, треть своей жизни проживший в условиях религиозной свободы, по-прежнему выдвигает все тот же аргумент: «Нас этому не учили». Это ли не абсурд? Компьютерами, мобильными телефонами, банкоматами научились пользоваться? А вот креститься правильно так и не научились. Евангелие – Книгу Жизни, настольное чтение наших предков – не осилили. «Единое на потребу» оказалось невостребованным – не абсурд ли?