– Я остаюсь, – спокойно ответил мне Андрей. – Здесь еще много работы, и кроме меня ее выполнить некому.
– Но ты вовсе не обязан…
– Обязан. Это мой долг, – отрезал Сабуров, не поднимая взгляда.
– Ну что ж, делай как знаешь, – махнул я рукой и нерешительно остановился на пороге кабинета. – Андрей, скажи, вчера тебе было страшно? – неожиданно для самого себя спросил я.
– Конечно, было, – не отрываясь от работы, спокойно признался мой секретарь. – Не боятся только последние дураки и самые отчаянные смельчаки. Впрочем, одних от других порой ничем не отличить, – добавить он.
Как ни странно, ответ Сабурова меня удовлетворил. Кивнув, я прошел в кабинет, кинув за спину:
– Андрей Александрович, сообщите Игнатьеву, как только он появится во дворце, что я жду его у себя.
– Всенепременнейше, Ваше Императорское Величество! – донеслось мне в ответ.
Отворившись, дверь в кабинет открыла мне Рейтерна и Бунге, сидевших на диване, слева от стола, с самыми мрачными лицами, которые мне когда-либо доводилось у них видеть. Даже многочасовое обсуждение внешних долгов империи не могло настолько вогнать их в депрессию. Едва завидев меня, они вскочили и рассыпались в соболезнованиях.
– Я всем сердцем скорблю о вашей потере, – поклонившись ниже обычного, печально сказал Бунге.
– Примите мои искренние соболезнования, Ваше Величество, – подавленным голосом вторил ему Рейтерн. – Это великая утрата для всех нас. – Мне показалось, что у этого старого циника в глазах блеснули слезы.
– Благодарю за сочувствие, – сдержанно поблагодарил я их.
– Как императрица? Шестов ничего не говорит! Ее здоровью ничего не угрожает? – начал расспрашивать меня Бунге.
– Ее душевному здоровью нанесена тяжелая травма, – выдавил я из себя. – Но врач заверил меня, что она поправится.
– Господи, Николай Александрович! – воскликнул Бунге. – Да на вас лица нет! Вам нехорошо?
– Просто усталость, Николай Христианович. Просто усталость. – Я прошел к своему креслу. – Прошу вас, присаживайтесь, – располагаясь на своем месте за столом, сказал я.
Дождавшись, когда ближайшие сподвижники, немного успокоенные моими словами, рассядутся, я продолжил:
– К сожалению, Игнатьев запаздывает. Давайте, чтобы не терять времени даром, я введу вас в курс дела. – Финансисты подавленно кивнули.
Не успел я закончить эту фразу, как в кабинет без доклада практически ворвался начальник разведки.
– Вечер, господа, – поприветствовал присутствующих Игнатьев, – не могу сказать, что добрый, но я рад видеть всех вас в здравии.
– Взаимно, граф. Докладывайте, уверен, у вас есть новости, – поторопил я Николая Павловича.
Игнатьев прошел на середину кабинета и остановился в трех шагах от моего стола. Немного развернувшись корпусом в сторону расположившихся на диване Рейтерна и Бунге, он начал доклад.
– Судя по всему, покушение было выполнено силами весьма узкой и закрытой группы заговорщиков. На данный момент в Польше неизвестно даже о факте покушения и обстановка весьма спокойная. Однако, – здесь Игнатьев сделал паузу, – возможно, уже завтра Царство взорвется. В таком случае мы ожидаем масштабных выступлений в Варшаве, Лодзи, Плоцке и других крупных городах. Но есть шанс сделать удар на опережение. Если мы плотно возьмем под колпак газеты и будем очень дозированно выдавать информацию. Циркулирующие в обществе слухи вряд ли смогут сколь-нибудь сильно насторожить польских магнатов и шляхту.
