Читать онлайн Иван Андреев - Мысли в рифмах. Избранное
© Иван Андреев, 2019
ISBN 978-5-4496-9783-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава первая
1992—1996 годы
В Италию
1.
Если долго смотреть в одну точку,
в конечном счёте, можно сойти с ума.
Не считая охотника, и планетария.
Со временем ясный взгляд превратится в туман,
Нависающий над югом Италии.
2.
После с вашей фантазией, обязательно случится срыв.
Вы окажетесь у закрытых дверей пиццерии.
Но войти вы не сможете, прочитав на вывеске
«Перерыв».
Вы направитесь в церковь Пресвятой Девы Марии.
3.
В сквере у церкви прохладнее, и есть где сесть.
Даже из порта доносятся обрывки вальса.
Пожилой итальянец напротив, ищет очередную весть,
перелистывая страницы «Таймса».
4.
Улицы перпендикулярны домам, и параллельны течению реки.
Проходя мимо можно услышать музыку из кафе, в сопровождении свиста.
Кружатся, встречаются на пути кипельно белые мотыльки,
похожие на халат дантиста.
5.
Длинная ровная улица без изъяна, похожая на огромный минус.
В конце скрещивается перекрёстком, и становится жирным плюсом.
В порту сильно пахнет рыбой, можно сказать дома поглощает вирус.
Каждый раз по пятницам, от рождества Робинзона Крузо.
6.
Вековые Атланты свысока, с любопытством взирают.
Реагируют на входящих, как на красное глаз быка.
Цикламены цветут фиолетовым, низко птицы летают.
И туман словно ложка, сгущённого молока.
7.
Ночь наступает внезапно, как чернила разлитые по бумаге.
Катер береговой охраны слепит прожектором, светлячков.
На асфальте тень, как единственное пальто бродяги.
Отражаются стрелки городских часов.
8.
Если хорошо знаешь историю можно,
предугадать будущее хотя бы на год.
Поворачивая глобус с Юга на Запад,
с Севера на Восток. И в том же порядке обратно.
Не считая рыбной ловли, и судов прибывающих в порт.
Это происходит многократно.
9.
Вереница кондитерских, магазинов, кафе, ресторанов, Синема.
Это продукт коммерции, и длительного сбережения.
Всего этого хватит на семьдесят лет, как минимум.
А больше не нужно, потому что больше не будет зрения.
10.
К полуночи особый аромат цветов, и мимо проходящих сеньорит.
У стойки бара моряки, уже давно в ударе.
Глухой скрипач по памяти играет, и дымит.
Как хорошо, что этого не слышит Страдивари.
11.
В ресторане вам предложат лучшее вино из Тосканы.
Эйфория клокочет внутри, присущая только хмелю.
Можно подняться в номер, и принять горячую ванну.
Но лучше пройтись по улице, останавливаясь у борделя.
12.
Здесь замечательно всё: женщины, цветы, вино, местная пицца.
Театры, кафе, магазины, и тому подобное, и так далее.
Боже, я же забыл свои запонки у танцовщицы.
Нужно обратно в Италию, в Италию, в Италию.
1992г.
I sit in one of the dives on fifty second street
Y.X.Oden
В ночь на 6 марта
Я сижу в уютном баре,
на проспекте Освобождения.
Это не то же самое, что свобода.
Но и то, и другое понятие в равной степени.
Освобождает от времени, и от постоянства вообще.
На стене висят оригинальные часы,
по форме напоминающие медузу.
Рядом картина с летящим верблюдом.
Звучит песня памяти Энрико Карузо.
За стойкой скучает блондинка, с роскошным бюстом.
Что бы сказал инженер Эйфель,
увидев в Европе подобную архитектуру.
Пейзаж с множеством перекрытий, и линий.
Довольно сложно отыскать для этого натуру.
Возможно, похожее что-то есть у Феллини.
Сегодня в театре играют пьесу «Над нами».
Её ещё видел великий Чаплин.
Архитектура колон, и арок.
Но витражи от прозрачных капель,
отличают сюжеты почтовых марок.
Пятый предмет в столовом сервизе,
точно помнит застолье, и шум бесед.
Императорской власти достаточно, чтобы поймать птицу.
А также высокий, как лестница табурет, будет служить подспорьем самоубийце.
1992г.
В дорогу
Отправлюсь я в дорогу,
возьму с собою пса.
С гитарой за спиною,
отправлюсь в никуда.
Ещё возьму я книгу,
любимого поэта.
Отправлюсь кочевать,
бродить по белу свету.
И путь мой не далёкий,
до станции последней.
Где грозный репродуктор,
передаёт известье.
Отправлюсь я на время,
а может насовсем.
От суеты трамваев,
уйду почти ни с чем.
На лодку сяду с другом,
лохматым чёрным псом.
Объявит репродуктор,
теченьем унесло.
Мой адрес не известен,
мой дом теперь река.
Я не отправлю писем,
в большие города.
А вы, и не ищите,
заблудшего меня.
Нет, я не заблудился,
мы с псом теперь семья.
Ему стихи читаю,
он рядом со мной спит.
А по утрам, он лая,
идёт меня будить.
Мне хорошо на воле,
свободен воздух мой.
Здесь нет автомобилей,
и гула мостовой.
Вы сами приходите,
на пенье соловья.
Но только не ищите,
заблудшего меня.
1992г.
В который раз
В который раз, как корень прорастает в нас, глухая скрипка.
Изгиб луны, как тень твоих симфоний.
Смешная ты подобна сну, танцуешь словно кенгуру.
Под звуки скрипки.
1992г.
В путешествие
Мы с тобой убежим, от безликих названий гостиниц.
От чужих рубежей.
От настенных часов, сумасшедших больниц.
От безлюдных домов, высоченных карнизов.
Где считали детьми прилетающих птиц.
Мы уедем с тобой в золотую страну.
Через Вену, Париж, и Сидней.
Будем, есть черепаховый суп,
и другие дары морей.
Мы с тобой улетим от разбитых зеркал.
Мимо Рима, значительно дальше.
Мы останемся там, среди моря, и скал.
Высотою с Пизанскую башню.
Мы умчимся с тобой, и оставим открытыми двери.
Нас с тобой унесёт прошлогодний Борей.
Я оставлю свои неземные идеи,
ты отпустишь своих голубей.
1992г.
…
Выносили из дома событья тогда.
Был апрель, тротуары, была и вода.
Выносили ни мир, выносили ни сор.
И мечтал по соседству шальной светофор.
Растворялись дороги в глазах лихачей.
Как сироп апельсиновый, в чашке ничьей.
Как забытые темы, в домах городских.
Растворялись молитвы в сознаньях людских.
1992г.
Городское
В твоём городе слышится эхо.
Эхо старых трамваев над городом.
И дома заливаются хохотом,
а дворам это очень не нравится
Рассыпается солнце над площадью.
Всё когда-нибудь вспомнится, вспомнится.
Старый возчик ругается с лошадью.
Вспоминая прошедшее, прошлое.
Раскрываются двери, и улицы.
Взору самых случайных прохожих.
На проспекте девочки умницы.
Предлагают по ценам схожим.
А за городом тянется ниточкой,
речка узкая. Речкой длинною
мы гуляли с тобой, помнишь Риточка.
Ты была тогда в блузке синенькой.
Здравствуй небо с полётами птичьими.
Здравствуй город с домами, и трубами.
Всё сменилось, авто заграничное.
Вернисажи, ночными клубами.
Что ж ты время с нами наделало.
Обесценилась ценность слов.
А душа всё надеялась, и верила,
в продолжение стука подков.
1992г.
* * *
Девочка катается на качелях
улыбается, и смеётся.
В твоей душе тепло,
а в моей тоскливо.
Почему пролетают мимо?
Те, кому нужно остаться.
С неба слететь, или точней сорваться.
Быстрее прийти на помощь.
Как глубока истощенность.
Не хватает счастья, и света.
Доброго сердца, лета.
Не хватает любви к жизни,
больше чем ненависти к смерти.
Но если нас видят, как часть корысти,
для чего тогда нужны черти.
Даже ангелы пролетают мимо.
Связывающая ниточка рвётся.
Девочка катается на качелях
улыбается, и смеётся.
1992г.
* * *
Как всегда,
всё такая же ночь с полусонным дождём.
У тебя,
всё такие ж дела.
И на месте где раньше стоял дом-дом.
Но в нём нет меня пустота, пустота.
Ерунда,
все соседи твои, и дела.
Ерунда,
нет меня, нет меня пустота.
Как вчера,
всё по старому, как и вчера.
Но меня, больше нету меня пустота.
А свеча,
всё таким же сверкает огнём.
А душа,
вместе с сердцем, а в нём пустота.
Пустота без меня, пустота.
Вечера,
ты танцуешь с другим, не одна.
Но меня, больше нету меня пустота.
Города,
ждут меня города.
Но меня больше нету, меня пустота.
И тогда,
когда в окна прольётся мой свет.
Вот тогда скажешь ты мне привет.
Ерунда,
больше нету меня ерунда.
Пустота.
Нет меня пустота, пустота, пустота.
1992г.
Зима
Ты прекрасна графиня зима.
Твоя тонкая, белая линия.
Приравняет и сны, и дома
к всемогущему белому инею.
Скоро будет Рождество, и словно
по хрустящему снегу пройдут неги.
Разрисует узор окно оно,
и откроет ботаник цветам веки.
1992г.
Европейские фантазии
Постарайся вспомнить запах бразильского кофе в восемь часов утра.
В шикарном отеле, под названием « Golden fish».
Аромат кофейных зёрен, от твоего чулка, также разделяет черта.
Как небо от основания крыш.
У тебя была роскошная шляпа, и я всегда думал, что это чучело мухи.
Ты любила гулять, особенно по проспекту Элизабет Грей.
Обожала заметки, вывески, всякую всячину, просто слухи.
И особенно розыгрыш лотерей.
Клавиш машинки пишущей, западает на букве «Р».
Крутится грампластинка, извлекая музыку толстых, точнее джаз.
Директор гостиницы вызывает автомобиль, говоря мне, Сэр.
Провожает до двери, с напутствием « Bon voyage».
Я случайно наткнулся в шкафу, на твоё голубое боа.
Оно запылилось, и стало реликвией, как Тауэр стал музеем.
Когда цирк-шапито выезжает из пункта «А».
В пункте «В», обязательно станет новым Бродвеем.
Я смотрю на город, из окна многоэтажной гостиницы.
Единственное, что меня связывает с ним, это твоё существование.
Вообще легенды, о великане-мельнице.
Достаточно правдоподобны, но только для жаркой Испании.
Я довольно часто брожу по улице, и замечаю тебя
в некоторых эпизодах архитектуры.
Иногда мне кажется, что я вижу тебя за столиком кафе, где-то в Европе.
Я смотрю на проходящих женщин, как банкир на большие купюры.
И не могу отличить оригинал от копии.
1992г.
К Новому году
Расквиталась судьба со мной.
Я остался, как ветер нищ.
А душа из больших глазищ.
Валит, как белый дым зимою.
Занесло все дороги в рай.
Даже вата на ёлке в доме.
Переполнилась через край,
полка старая антресолей.
Я стою посреди зимы,
и считаю снежинки с неба.
Забери все с собой плоды,
из подаренного мною лета.
Солнце растопит,
кроны деревьев.
Будет метаться,
снег до апреля.
Сяду у печки,
вытяну ноги.
И заведу патефон.
А за окошком,
снежные ели.
Мне бы немножко,
тёплой постели.
И белой твоей любви.
И опять замела метель.
На дорогах заносы, и пробки.
Опустел мой тугой кошель.
Даже не на что выпить сотку.
А на улицах толкотня.
Кто-нибудь подарил бы ласку.
Я согласен за три рубля.
Примерять с красным носом маску.
Все рассядутся за столы.
По-домашнему у экрана.
И бенгальские будут огни.
И новогодняя телепрограмма.
Солнце растопит,
кроны деревьев.
Будет метаться,
снег до апреля.
Сяду у печки,
вытяну ноги.
И заведу патефон.
А за окошком,
снежные ели.
Мне бы немножко,
тёплой постели.
И белой твоей любви.
1992г.
Окно
Твоё окно, а в нём Париж.
Ты близко так к нему сидишь.
Ты с ним как будто говоришь,
словами вздохов. Словами
жестов, и гримас.
Мадам, весь этот мир для вас.
И все планеты, как одна
готовы вам дарить себя.
Я не устал от долгих вёрст.
Я вам вселенную принёс.
Мадам, весь этот мир для вас.
Я вас хочу, хотя бы раз.
1992г.
* * *
Обычная ночь, гудят поезда,
и город совсем не спит.
А северный ветер уходит туда,
где гавани, и корабли.
Где палубы драят лениво матросы.
Причаливают суда.
Где ловят радисты тревожные SOS, ы.
И сразу спешат туда.
Простите планеты за непониманье.
Но мы остаёмся здесь.
Где ветер гуляет, где море бушует.
И мы отправляемся в рейс.
1992г.
* * *
Она прекрасней всех была.
Я ей стихи читал.
Она кружилась как юла,
сливалась как овал.
Она часами в телефон,
подругам и друзьям.
Какой прекрасный всё же он,
наверно про меня.
А утром кофе прям в постель,
О, нежная газель.
Я перед сном ей лапки мыл.
Она кружилась и ушла,
а я любмл, и ждал.
Она сливалась как овал.
Она прекрасней всех была.
Я ей стихи читал.
1992г.
Осеннее интермеццо
Как хорошо осенним днём.
Бежать по улице вдвоем.
С Невою по теченью.
Забыть про летоисчисленье,
и часовые стрелки в нём.
Накинуть лёгкое пальто.
С минуту стоя у подъезда.
И в знак глубокого протеста,
умчаться в бежевом авто.
Похожие книги
Фаина Георгиевна Раневская, урожденная Фельдман (1896–1984), – великая русская актриса. Трижды лауреат Сталинской премии, народная артистка СССР.«Я дочь небогатого нефтепромышленника из Таганрога» – так говорила о себе Раневская. Фуфа Великолепная – так называли ее друзья и близкие. Невероятно острой, даже злой на язык была великая актриса, она органически не переносила пошлости и мещанства в жизни, что уж говорить о театре, которому она фанатичн
Новый сборник современной российской поэзии. В этом произведении лирические сцены гармонично соединяются с глубокими мыслями о смысле бытия.
Сборник юмористических и сатирических четверостиший, написанный членом союза писателей России с 2017 года. Автор 33 года отдал службе в армии, награждён боевым орденом и медалями, да и после службы работал, работает он и сейчас. И одновременно пишет стихи. Вот эти-то стихи и представлены на ваш суд. Кто-то скажет: это уже было! Игорь Губерман пишет в этом жанре, уже давно, и успешно пишет. Да, это так, и Владимир считает Губермана своим литератур
Лирические стихи, написанные автором с 2001 года по 2002, это период вдохновения и публикации стихов на литературных сайтах, в поэтических сборниках, участие в ЛИТО.
Сборник стихов. Начало СВО, гражданская лирика, философская лирика, религиозная лирика, любовная лирика. Поэма "Победители" в память деда старшего лейтенанта Черепанова Корнила Елизаровича, ветерана ВОВ, участников СВО.
Лучшая муза всей моей жизни, которой я написал за 10 лет 250 стихов.Бесконечно благодарен Богу за встречу с ней и вдохновение, а мышке – за хорошее отношение!
Я рассказываю то, о чем другие молчат. Это пособие по психологии, которое содержит примеры моей жизни. В этой книге я рассказываю необычные истории одной обычной девочки. Это не просто литература. Это материал, который позволит вам прожить лучший сценарий своей жизни!
Императора Петра I именуют Великим – имеются в виду его государственные преобразования. А вот в личной жизни вряд ли можно применить к «великому реформатору» этот эпитет. В любви его часто предавали, даже в самой сильной, самой неистовой – к Анне Монс, а ведь ради нее он постриг законную жену в монахини. Красавица безраздельно воцарилась в сердце Петра, однако не смогла удержаться на этом хрупком пьедестале. Он ее любил, она его – нет. Непростые