Виктория закрыла глаза.
Она пыталась определить свои чувства. Это должна бы быть жалость за них, а еще больше за саму себя? Безусловно… Но внутри только пустота. "Как же так? Чувствуй что-нибудь… чувствуй!" – приказывала она себе.
Джузеппе подошел к ней. Он мял шляпу и не мог подобрать нужные слова:
– Пиккола, ты знаешь, чтобы ни происходило, ты всегда останешься для меня моим ребенком.
Виктория сидела неподвижно. Джузеппе вздохнул:
– Конечно, что я могу сказать… что я могу? – продолжал он еле слышно.
Они молчали, находясь друг против друга, не в силах взглянуть в глаза.
– Ну, я пойду… Мы будем еще видеться, обещаю.
– Угу, – глухо отозвалась Виктория.
Виктория на виноградниках
Жизнь несмотря ни на что не остановилась. Брат вскоре женился на соседской дочери, милой и приветливой девушке. Виктория была рада, и вместе с тем ее мир опустел: она ощутила пропажу того немногого искреннего интереса к ней. Она по привычке иногда ждала Массимо, высматривала, когда он покажется на дороге к дому. Его молодая жена, желая подружиться с Викторией, подошла к ней и встала рядом. Увидев его, она предложила:
– Бежим?
– Конечно! – откликнулась Виктория радостно, и через мгновение стремительного бега повисла на брате, обнимая за шею. Массимо прижал сестру и отстранил торопливо, чтобы жадно притянуть к себе свою женщину.
Виктория смотрела, как они стоят в объятиях друг друга, забыв про время и мир вокруг. Ей стало неловко и обидно, и она также быстро, как прибежала, чтобы встретить брата, вернулась во двор дома, шмыгнула в ангар и там долго прижималась к своим любимым теплым животным и гладила их.
Теперь Виктория редко проводила дни дома. Подталкиваемая чувством ответственности, она работала на виноградниках – вечный круговорот, который никогда не заканчивается: осенью нужно выдернуть засохшие, как ушедшее лето, длинные ветки; весной обрезать и подвязать виноград, счистить с гладкой ножки молодые зеленые побеги; не дать разрастись зелени, сформировать длинные гибкие ветви и, конечно, собрать урожай осенью – а затем новый виток работ, как закручивающийся виноградный ус.
Утро только начинало раскрашивать природу в цвета, а между ровными рядами перемещались, зажатые кустами, сосредоточенные люди – шаг и остановка. Зимнее утро означало иней на коричневых ветках и тонкий лед в чешуе каменистой земли. И тогда было по-настоящему нестерпимо: пальцы ног мерзли и ныли, а руки горели от прикосновения к холодным растениям, инструменты примерзали к ладоням. К обеду становилось веселее, если не шел дождь. Но вот летом вторая половина дня была непереносимой. От жары и духоты голова становилась тяжелой, и пальцы распухали. Виктория начинала ощущать постукивание сердца в горле и ушах, ее мучила жажда.
В любой сезон и любую погоду одно было неизменно – утренние сборы. Виктория и подобные ей стекались с разных сторон, тихие, качающиеся после сна. Рассыпались в ожидании неровными точками от места сбора, чуть плотнее к центру, где должен был появиться распорядитель и громким голосом раздать указания. Молчали или перекидывались редкими фразами.
В первый день Викторию поставили работать в паре с хорошенькой жизнерадостной девчонкой. Кругленькое личико и красивые карие глаза. Добрая улыбка. Она относилась к тому типу девушек, которые совершенно не умеют сердиться, немного наивны и очень удивляются всему на свете. Она двигалась легко и разговаривала быстро.
