Она подошла поближе:
– Привет! – сказала неуверенно. Улыбнулась, как будто заискивая. Отражение улыбнулось в ответ. Никакого выражения глупости, упрямства или недовольства, как привыкла она видеть себя глазами матери.
И все-таки та права, безусловно. Ну что это за лицо!
Вытянутое, ей бы хотелось овал покруглее. Большие глаза: может быть, стоит начать прищуриваться? Она так и сделала. Получилось странно. Губы бы ей, как у ее новой подруги: пухлые и мягкие! А ее – не такие… А волосы бы как у матери, чтобы вились!
Виктория вздрогнула от неожиданного звенящего удара – церковные колокола.
Очарование комнаты задрожало и отступило. Она приходила в себя. Оставив зеркалу жить отражениями, Виктория отвернулась от него и вышла.
– Что с тобой? Выглядишь так, как будто не спала всю ночь, – спросила Виктория свою напарницу, которая с утра была не в настроении, не улыбалась и молчала.
– Так и есть, ты угадала, – мрачно подтвердила та, со злостью выдергивая сухую ветку и отбрасывая ее под ноги.
– Что случилось? – заволновалась Виктория.
– Да… – скривилась та. – Вчера вышла большая семейная ссора… Жить всем вместе дальше невозможно. Мой отчим… он другой, слишком разные взгляды. А это опасно, понимаешь? – нервно спросила она Викторию. Но по правде ей не нужен был ответ, и она продолжала, горячась:
– Ты сама знаешь, сама все видишь, как обстоят дела здесь, в Италии. Разрушены города, безработица… Здесь нет перспектив. Мы просто выживаем. Серджио со своими руками и знаниями не может найти достойную работу. Мы с ним серьезно думаем, что нам пора уезжать отсюда. Я бы хотела, чтобы мы уехали все вместе, чтобы мама была рядом.
– Но отчим против?
– Он говорит, что в Италии наши корни, что мы не можем все бросить и уехать в неизвестность. Он, конечно, прав насчет языка и культуры, что куда бы мы ни приехали, мы будем чужаками… Но чего здесь ждать? Когда ситуация улучшится? Как здесь можно построить будущее для себя и наших детей? Я говорю, что мы можем учить язык, адаптироваться. Итальянцы всегда славились своим трудолюбием, умением приспосабливаться. Вон зио (дядя, итал.) наш уехал в Венесуэлу, и теперь его семья живет лучше, чем когда-либо… – она замолчала.
Подруги работали какое-то время, каждая погруженная в свои мысли. Потом Виктория спросила:
– Значит, уедете? Оставишь мать?
Напарница вздохнула:
– Ну, может, не в Америку… это ведь тоже не рай на земле. Там свои трудности. Если мама выберет остаться с отчимом, мы не продадим дом, нам не хватит денег на билет. Но есть Франция, Швейцария… там нужны рабочие руки! Нам надо попробовать, здесь мы просто теряем время.
– И все-таки это риск, не страшно?
Ее подруга ответила, как показалось Виктории, резче, чем нужно:
– Ты прям как мой отчим! – и потом твердо добавила: – Конечно, это риск! Но, возможно, это наш шанс!
Разговор дальше не клеился. Напарница молчала. А у Виктории было видение: ее подруга с ребенком на руках идет вдоль дороги. Лицо у нее задумчивое. Через плечо переброшена большая сумка. Рядом шагает ее муж. Вокруг них вьется пыль, которую поднимает ветер. Ребенок крутится, ему неудобно. И он плачет. Но пара не обращает внимания, а продолжает идти. Не встречаясь глазами, они передают иногда ребенка друг другу. Мысленно позволив им удалиться, Виктория представила над ними бескрайнее небо в белую полоску облаков и поразилась, насколько же они маленькие и беззащитные.
