На колесах - страница 31
Корешковая боль – это сильная боль в основании нервов или в самих пораженных нервах. Возможно, вы привыкнете жить с этой болью. Многие параплегики и тетраплегики утверждают, что, как только они начинают выходить из дома и возвращаются к работе и развлечениям, боль понемногу теряет интенсивность и, по их мнению, даже проходит совсем. К счастью, во многих случаях корешковая боль достигает максимума иногда через несколько недель, иногда спустя большее время, а затем приступы становятся не такими частыми.
Глава 7
Они припарковались на Ленинградской улице – прогулочной зоне Самары – на той ее части, где еще можно было ставить машины.
– Что ты задумала? – повернулся к ней Никита.
– Развеяться, – бесхитростно ответила Таня. – Согласись, после МСЭ хочется подышать свежим воздухом. Сейчас время обеда, а я знаю отличное место.
– Я рассчитывал есть дома, – вздохнул Никита.
– Ничего не случится, если мы один раз сходим в кафе, – парировала Таня. – И ты сам говорил, что чувствуешь себя превосходно. Давай, я уже предупредила Галину Ивановну и твоего дядю.
Никита молча посмотрел на нее долгим взглядом. Точнее, в ее сторону: черные глаза-угольки глядели будто бы сквозь.
– Пожалуйста, – предприняла последнюю попытку Таня и заглянула прямо в его глаза, подбадривающе улыбнувшись.
Для нее эта прогулка была важна, и не только потому, что Таня обожала Ленинградку больше, чем любую другую улицу города. Даже ребенок знает, как полезно бывать на свежем воздухе. Никита же был лишен даже этого из-за травмы и собственных комплексов. Таня собиралась исправить это. Еще она хотела, чтобы Никита немного отвлекся от своих пессимистичных мыслей, которые отражались на его лице после экспертизы. Таню всегда расслабляла прогулка, и она надеялась, что так же она подействует и на него.
– Тебе очень хочется? – спросил Никита тоном, каким задают обычно очень важные вопросы. – Хорошо, уговорила, – согласился он, когда Таня кивнула.
– Славно, – улыбнулась она и вышла из машины.
Самарский Арбат по красоте нисколько не уступает столичному собрату. Многие находят его даже более живописным. Таня в Москве никогда не была, поэтому не могла сравнить. В теплый день субботы Ленинградка полнилась людьми: казалось, все самарчане гуляли по любимой улице, но больше было, конечно, туристов. Они сновали туда-сюда, захаживали в магазины и кафе, фотографировали красивые здания XIX века, делали селфи с дядей Степой. Церетели постарался над ним на славу: сделал советского великана настолько забавным, что дети гурьбой вились вокруг него. Таня не удержалась и потерла нос пристроенной у ног милиционера собачке – на счастье. Прохожий попросил ее сделать фото, и она с удовольствием принялась ходить вокруг них, выбирая лучший ракурс.
– Ты говорила, что знаешь, где можно пообедать, – напомнил Никита.
На самом деле, на улице было множество кафе и ресторанов, но Таня обещала показать проверенное место. Оно как раз было недалеко от дяди Степы.
– Мы уже пришли, – Таня иронично указала рукой на здание.
«Вилка-Ложка» – гласило название. Выглядело уютно: желто-красные тона, деревянный заборчик, из-за которого задорно выглядывали зонтики. На террасе Таня и собиралась устроиться. Все портили четыре несчастные ступени, ведущие к кафе.
– Ты меня не затащишь. – Никита сложил руки на груди и скептически уставился на Таню.
– Тут есть пандус, если ты не заметил, – она ткнула пальцем влево. Наличие заезда было еще одним поводом, по которому она выбрала это место.