На колесах - страница 38

– Хорошо, – согласился Никита. В полутьме палаты Тане показалось, что на его лице промелькнула улыбка. – И ты расскажешь, почему отчислена.

Таня считала, что так будет справедливо. Если он узнал одну часть ее секрета, то имеет право знать и другую.

– В моей семье все женщины – медики, – начала она говорить. – Мама всегда настаивала, чтобы я продолжила традицию.

– Я помню, – уведомил Никита. – Ты решила выполнить ее требование, но сбежала в другой город.

– Мама мечтала поступить в Самарский мед, но не смогла, – пожала плечами Таня. – А я бы не смогла терпеть ее наставления и придирки в Калининграде. Она хорошая, ты не думай, просто очень хочет, чтобы у меня была престижная профессия, хорошее будущее, – протянула она, и на лице отразилась легкая меланхолия.

– А ты? – Никита скосил глаза в ее сторону: вертеть головой ему запретили.

– А я поступила, но на втором курсе завалила фармакологию, – Таня понуро вздохнула. – И философию. И химию вовремя не закрыла. – Она опустила голову, спрятав лицо в ладони, принялась массировать веки. Чувство собственной беспомощности и тупости навалилось с той же силой, как и в день отчисления. – И пересдать пока не смогла.

– Ты хочешь быть врачом? – спросил Никита. – Если не смогла выучить предметы, стоит задуматься, нужно ли оно тебе.

– Можно подумать, ты у нас весь такой идеальный, и никогда у тебя неудач не было, – обиженно поджала губы Таня: слова Никиты ее сильно задели.

– У меня была только одна неудача, – ответил он сердито, – и произошла она не по моей вине.

– Прости, – Тане стало неловко за вырвавшиеся против воли слова. В конце концов, Никита не сказал ничего плохого – она сама зацепилась за них. Не стоило задевать его в ответ.

– Ты не ответила на вопрос, – напомнил он.

– У меня не так много вариантов. Медицина – единственное, по мнению мамы, достойное дело. Была еще причина: мой папа болел сильно. Я хотела выучиться и найти лекарство, но не успела. – В последний момент голос сорвался, и Тане пришлось ущипнуть себя за локоть, чтобы вдруг не расплакаться. Папа бы не одобрил.

Отец был ее лучшим воспоминанием. Он всегда поддерживал и был рядом. Это он научил ее кататься на велосипеде, подарил ей первый фотоаппарат, показал, как выбирать ракурс и ловить лучшие мгновения жизни. Таня очень скучала. И, хотя прошло много времени, вспоминать его было грустно.

– Соболезную, – сухо проговорил Никита.

– Год прошел, – отмахнулась от его жалости Таня. – Мама очень его любила. Я переживала, как бы она не наложила на себя руки. Хотела взять академ, остаться после похорон дома с ней, но мама непреклонно заявила, что учебу ни в коем случае нельзя прерывать. В итоге… – она замолчала, подразумевая, что все ясно и без объяснений.

– Понятно, – протянул Никита, и Таня услышала в простом слове укор.

– Я готовлюсь восстанавливаться, – возмутилась она. – К тебе я нанялась, потому что нужны деньги.

– Восстановишься, а потом опять завалишь предметы, – цинично заметил Никита. – Врач из тебя так себе.

– При этом ты не позволил дяде меня уволить.

– Разве тебе не нужны деньги?

– Ну да, – Таня поджала губы. – Прости, не должна была язвить. И спасибо, – добавила уже тише и расплылась в улыбке.

Сегодняшний день перевернул представление о Никите. Он оказался не только умным и интересным собеседником, но еще и благородным человеком. Простое «спасибо» не могло описать, насколько Таня была ему благодарна за возможность сохранить работу. Если бы Никита сказал дяде, что это она виновата в его падении, Валентин Никандрович ни за что не дал бы ей второй шанс. Напряжение, сковавшее ее там, на Ленинградской, наконец отпустило. Зазвонил телефон, Таня извинилась и вышла в коридор, чтобы ответить. Это была Кристина.