Не видит их ребенок, но чувствует. Улыбаются ему ликами своих икон, хотят ему помочь и наставить.
Хорошо…
Сердце колотится в груди усиленно, но сладко. До слуха доносятся отголоски какой-то священной, нескончаемой песни. И этой песни нельзя вдосталь наслушаться. Какие-то токи всеобъемлющей, благодатной любви к Богу проходят через все тело, и от них тело как-то легчает, словно отделяясь от земли и возносясь в высоту.
Вся душа трепещет любовью, желанием эту любовь доказать, быть неотступно при Христе, нести для Него жертвы… Вот в древности страдали же дети – принимали за Христа мученический венец, отходили, чтоб с ангелами воспевать Ему вечно новую песню.
А темные лики преподобных смотрят мальчику в душу. Мучеников больше нет; есть бескровное за Христа страдание. Взять свой крест и идти за Ним…
Дремучий лес, шалаш из ветвей, струи говорливого ручья, пение птиц, славословящих Бога. И среди этой чудной пустыни – инок с непрерывной хвалой Господа на устах… Мальчик Прохор широко открытыми глазами смотрит пред собой. Этот-то ведь инок – он сам…
....................................................................
Проходят годы.
Несколько молодых людей в одежде странников взбираются под тяжестью котомок по крыльцу Мошниных. В главной комнате в углу на столе, покрытом белой скатертью, поставлены семейные образа в серебряных окладах, лежит небольшое распятие из меди. Это вдова Мошнина должна благословить сына Прохора, которого она отпускает в монастырь.
Само собой уже давно всем понялось, что не жилец он в миру. Никто не видел его за обычными развлечениями молодежи. Но кому хотелось послушать о святых местах, о жизни былых угодников, те шли к нему. И случалось, что какой-нибудь зажиточный щеголь-паренек, плясавший накануне в хороводе и зубоскаливший с молодицами, часами, не двигаясь с места, слушал сладостные рассказы Прохора… И взошедшие по мошнинскому крыльцу молодые люди – это куряне… Увлекаемые примером Прохора, собрались они идти за товарищем в монастырь…
То, что совершалось теперь, казалось и ожиданным, и естественным…
Вот в этом семейном уютном жилье стоит молодой, стройный, красивый Прохор пред матерью, и не умеет она ничего сказать ему. Только дрожащими руками крестит его медным распятием, да в глазах ее светится тоска разлуки и безграничная материнская любовь.
А ему – что в тот миг видится ему? Видится ли детство, рассказы матери о Божьих святых, неясные порывы к Богу, счастье первой «умной», все существо проникнувшей молитвы, радость благодатного, сошедшего на душу умиления?
Видится ли будущее – непроходимый, неумолчно шумящий вечнозеленый бор – и в этом бору одинокий отшельник – он сам…
....................................................................
На высоком холме своем, царя над окрестностью, стоит Саров, и громко поют под вечер его колокола медную славу во имя Пречистой, которой завтра празднует церковь.
Под этот звон входит в Саров Прохор. Ласково принял его игумен, тоже, как и он, родом из Курска…
Начало монашеских подвигов. Всюду первый на службах, усерднейший в послушаниях. Сосредоточенный, молчаливый. Чувствуют опытные монахи: происходит в нем какая-то великая и ценная внутрення яработа…
И вот после обычного монашеского пути один за другим принимает он на себя особенные подвиги.
Вот уходит в пустыню, и глушь Саровского леса оглашается временами восторженным пением Серафима. Как вольная птица вольной песнью хвалит он Бога.
