На обочине времени - страница 3

Вдвоем с ним мы протиснулись к стойке и принесли четыре чашечки кофе. Я остался с ребятами, а Сергей снова нырнул в толпу. Он входил в нее без усилий, и она пропускала его без сопротивления, но тут же мягко смыкалась, не оставляя следа… Вернулся с бутылкой и стаканами. Три, составленные один в один, держал в руке, четвертый звякал на горлышке.

Мы с Мишкой полезли в карман за деньгами, но он укоризненно покачал головой. Мол, не суетитесь, друзья, еще все впереди. Да, ему очень понравилась Лена, и он собирался задержать нас как можно дольше. Но мне это было тоже на руку. Я хотел объясниться с ним, разобраться в прошлом: разложить и расчислить. Мне казалось, что на людях нам обоим говорить будет удобнее и легче. Тогда мне почему-то мерещилось, что у меня уже есть прошлое… Лена сидела на стуле, мы втроем пристроились на подоконнике. Сергей разлил, я передал порцию каждому. Граф поднял стакан, салютуя компании, и подмигнул мне: «Со свиданьицем!..»

В тот вечер, помнится, мы просидели в кофейне достаточно долго… Да, дорогая, именно здесь, где вы теперь командуете кофейными чашечками, креманками для мороженого да стаканами сухого и кислого. И хорошо, что посетители сейчас лишь пробегают. А то кому бы я выворачивался до донышка, распутывал сложную часть моей жизни… А двадцать лет назад мы просиживали здесь часы, если не сутки…

И тогда разболтали одну бутылочку, взяли другую, и разговор побежал живее… О чем говорили? Как всегда в молодые годы – о жизни и о себе. А если уж совершенно точно – о себе в этой жизни… Толпа рассосалась, Лена с Мишкой переместились на свободные стулья, утащив их из-за соседнего столика. Я остался на подоконнике… Когда вышли на улицу, было совсем темно. Туча давно ушла, утащив за собой и дождь: капало только с крыш и карнизов. Уже зажгли фонари и витрины; лужи на тротуаре поблескивали отраженным светом. От двери Сергей повернул налево, и я со смешком окликнул его, вдруг спьяну решив, что он ошибся азимутом.

– Ты же там! – И махнул рукой туда, где, как мне казалось, должен стоять Кировский мост.

– Жил, – коротко бросил он через плечо.

Мы потянулись в сторону Тучкова моста.

Большой проспект и днем похож на ущелье, сложенное из кирпича и асфальта. А в темноте крыши и верхние этажи вовсе сливаются с черным небом, и даже окна мерцают тускло, словно свет от них доходит к прохожему через десятилетия. Я не люблю пялиться вверх, предпочитаю смотреть на уровне своего роста. Мне нравится разглядывать окна первого этажа, может быть, второго, иногда – третьего. Интересно наблюдать тени, пляшущие на шторах, забавно бывает воображать себе людей, двигающихся по комнате, придумывать их разговоры, их жизни… Я не поэт, избави бог, в жизни не сочинил и двух рифмованных строчек. Но мне любопытна жизнь, не только своя, но и чужая.

Я понял, что Граф поменял место жительства, но еще не понимал – куда и зачем. И потянулся вслед ему из чистого интереса, хотя чувствовал, что пора уже отбиваться от компании и поворачивать в сторону дома. Тем более что идти было всего ничего, только перебежать улицу Ленина и проскочить вдоль Матвеевского сада. Но, как говорят англичане, любопытство сгубило кошку, и куда же было тут деваться Боре-бычку? Никогда не любил выпивать с утра, и Кириллу, когда придет срок, закажу крепко-накрепко. Вечерние пьянки развиваются естественно, по отработанному плану. Понятно, что гудим, ясно – зачем, и очевидно, что где-то в обозримом будущем придется остановиться. Хотя бы и за полночь, хотя бы под утро. Но разгул, начавшийся в середине дня, совершенно непредсказуем. Есть силы, которые хочется тратить, время, которое некуда девать, хорошие люди, с которыми жаль расставаться. Если же не хватает денег, их можно и призанять. А чем отдавать – об этом подумаем завтра… В «кофейне» Сергей давно считался «своим», а потому получал вино в долг и навынос. Мы затарились десятком бутылок «Саэро», того самого, что попробовали за столиком. Белое, кислое, но даже по тем временам невероятно дешевое. Я-то считал, что взяли с перебором, но оба верзилы от меня отмахнулись. «Еще подойдут люди», – бросил Граф, даже не обернувшись.