Когда грянула война с французами, вероломно вторгшимися на территорию России, в губернии стали формироваться казачьи полки. Атаман войска на общем совете объявил, что те казаки, которые запишутся на войну, будут освобождены от всех казенных податей до ее окончания. Многие жители села приняли это предложение и пошли добровольцами, в том числе и Иван. Они были причислены к 3-му Черниговскому полку. Но казаки собирались воевать не только из-за налоговых послаблений. По всем деревням из хаты в хату ходили слухи, что Наполеон идет вместе с поляками и другими католиками, чтобы уничтожить православие в России. А память дареевских жителей о власти шляхтича Пясочинского, который владел крестьянами до восстания Богдана Хмельницкого, еще была свежа.
С годами дом начал дряхлеть и врастать в землю, Харитон менял сгнившие бревна, мазал глиной стены, перестилал солому на крыше, но время брало свое.
Подъезжая к дому, что стоял напротив его хаты на другой стороне дороги, Харитон увидел старика Терещенко. В светлой рубашке и казачьей фуражке он сидел на бревне, притулившись к заборчику палисадника, и, согнувшись, подслеповато смотрел куда-то вдаль из-под густых бровей, потом, будто очнувшись от дремоты, тряхнул головой и приветливо помахал соседу клюкой. В ответ Харитон поднял руку, приветствуя его.
За свою долгую жизнь Василий Терещенко дослужился до вахмистра, а уйдя со службы, основательно занялся хозяйством. Однако жил он в постоянной нужде, несмотря на то что был рачительным хозяином. Невысокого роста, с окладистой бородой, в старости он стал задыхаться и часто болеть. Глаза видели плохо, а недавно оглох на одно ухо. От домашних забот теперь он отошел и передал бразды хозяйствования своему сыну Матвею. Тот не только занимался обыденными делами, но и был первым помощником сельскому голове казачьей общины, за что был произведен казацким старшиной в десятники.
Сколько помнил себя Харитон, Терещенко с женой вечерами всегда сидели на лавке и о чем-то ворковали. А прошлой зимой жена умерла от болезни сердца… Не думал Василий, что после такого горя когда-нибудь выйдет вечером за ворота и сядет на скамейку, да и саму скамейку решил убрать с глаз долой.
Но как только пригрело весеннее солнце, он появился за воротами все в той же казачьей фуражке и в лаптях.
Харитон слез с коня, несколько раз присел на затекших ногах.
– Доброго дня, – сказал он, подойдя.
– Добре, сидай, – ответил, улыбаясь во всю ширину беззубого рта, Терещенко и протянул загорелую дряблую руку.
Харитон присел к нему на скамейку и увидел, как под расстегнутой косовороткой обнажилась короткая шея в вялой коже с синими жилами.
– Как ты живешь-поживаешь? Что-то ты совсем исхудал, казак… – с тревогой проговорил Харитон. – От переживаний, наверное.
– Что сделаешь… – всхлипнул Василий и, нащупав руку соседа, сжал ее в своей. – Кто-то должен умереть раньше: или муж, или жена, ведь не получается в один день… Лучше бы я… Да богу виднее.
– Ничего, ничего, все уладится, – попытался успокоить его Харитон. – Вон и сын у тебя молодец, с хозяйством управляется.
– Слава богу, не жалуюсь.
– Ну ладно, давай отдыхай, а я пойду, работу мою никто за меня делать не будет.
– Ну, бувай, – попрощался Терещенко, сняв фуражку и тряхнув головой.
Кивнув старику, Харитон пошел к своему дому.
У соседа Руденко во дворе горел костер, Демьян с Андреем ходили вокруг лошади, громко разговаривая. Харитон из доносившихся до него обрывков фраз понял: что-то случилось с копытами лошади. То ли подкова отвалилась, то ли рану хозяева обнаружили.
