На оленьих упряжках к Полюсу холода - страница 13

Единственным недостатком наших с Мариной спальников была именно конструкция клапана – это поперечный по отношению к оси мешка разрез. Длина этого разреза около восьмидесяти сантиметров. Место разреза рассчитано таким образом, чтобы он находился напротив лица спящего человека. Соединение краев идет немного внахлест, а фиксируются края по отношению друг другу четырьмя пуговицами с петельками. Надежно уплотнить такое соединение практически невозможно.

При очень низких температурах контакт тепла и холода ощущается предельно резко. На портретных фотографиях человека, который долго находился на морозе, нельзя не заметить обрамление инея на мехе шапки вокруг лица. А борода и усы вообще выглядят до комичности странно, покрытые наростом сосулек (об этой напасти я еще расскажу).

Примерно то же самое происходит и во время сна в спальнике. Но если лицо относительно привычно для общения с холодом, то этого нельзя сказать о плечах, до которых через неплотный клапан тоже прорывается морозное дыхание. Это не тот холод, от которого можно замерзнуть насмерть, но это тот холод, от которого невозможно спать. Я, например, откочевывал в одну сторону спальника и длинную часть клапана просто сжимал рукой. Причем вселенская жажда тепла заставляла делать это даже во сне. Но вот когда я переворачивался – не могу спать неподвижно – моя тщательно построенная оборона разрушалась в мгновение ока. Поэтому время ночного сна превратилось в несколько самостоятельных отрезков, каждый из которых начинался с осмысленного возведения очередной баррикады против атаки холода. А там, где есть осмысленность, разумеется, нет места сну.

В любой сложной ситуации экстрима есть только один рецепт: если хочешь выжить, то делай так же, как это делают люди, живущие в этих краях веками. Поэтому я стал присматриваться к тому, как спят наши проводники-эвены. У кочевников выработана достаточно своеобразная технология сна на сильном морозе – они укрываются тотально, с головой. То есть человек, ложась спать, прячется внутри «слоистого пирога» из множества одеял. Множество – это три, четыре…. Причем, одеяла самые обычные, ватные. Одеял может быть и меньше, но голова все равно укрыта. Это мое наблюдение не претендует на абсолютное обобщение, но в нашей экспедиции я это подметил. Более того, когда отношения между всеми участниками пробега стали совсем дружескими, то я задал об этом прямой вопрос Степану Лебедеву. Он, нисколько не смутившись, ответил практически без раздумий: «Не знаю, наверное, когда мне не хватает кислорода, то я что-то с этим делаю. Но все это происходит само собой, во сне».

Внутренний голос справедливо назвал меня кретином, и это было мягко сказано – мог бы и сам догадаться.

И действительно, при всем моем безграничном уважении к согласию этих людей с природой, они все же не марсиане и жить без кислорода не могут. Значит, периодически они свежую порцию воздуха себе доставляют, приоткрыв на секунду одеяло.

В следующую ночь я самонадеянно решил этот мудрый опыт перенести на свою жизнь в спальном мешке. Но так как одеяла у меня не было, то я решил воспользоваться своей теплой арктической пуховкой. Не тут-то было – в какой-то момент я стал задыхаться. Невозможно за несколько дней научиться тому, что другие приобретают еще ab incunabulis – c колыбели.

И, тем не менее, в последние дни пути у меня все-таки выработалась своя система, суррогатная в сравнении с опытом кочевников, но придавшая немного уюта во сне. Распластав на клапане свою пуховку, я каждый раз пытался, просунув кисть через отверстие клапана, так деформировать эту пуховую куртку, чтобы под ней образовался небольшой туннельчик для прохода свежего воздуха. Когда мне это удавалось, я был на вершине блаженства. Сознаюсь, что так получалось нечасто. А если и получалось, то нарушалось с первым же переворачиванием. Так или иначе, но спать стало теплее. Более того, я совершенно уверен – проживи в таких условиях чуть дольше, мне удалось бы найти выход… точнее, правильный вход.