На оленьих упряжках к Полюсу холода - страница 9

Тем и прекрасно вечернее чаепитие в экстремальных условиях, что помимо отсутствия «загульных» проблем, оно реализует все те скрытые мотивы, которые провоцируют прием алкоголя: физическая и духовная релаксация, общение, стремление к частичному отключению от напряженного обдумывания постоянно возникающих проблем. Терапия успокоенности и так наступает – просто от понимания того, что в этот день ты, если и не очень здоров, то, по крайней мере, жив. Я не ханжа и далеко не трезвенник, но всему свое время.

Очень любопытно кочевниками организуется уют места чаепития. Все мягкие вещи складываются вокруг стола (или места, заменяющего стол). И, примерно ориентируясь на установившийся порядок, люди находят свое место и свою позу – почти каждый раз все происходит по-новому. Первое время это напрягает городское сознание – хочется незыблемого порядка, гарантии, что никто не сядет на твое место – за трудный день ты завоевал уют, который должен тебя ждать.

Но со временем находится объяснение: не следует строить маленький кирпичик собственного благополучия в зависимости от стула, на котором ты привык сидеть на своем месте за столом. Стул может сломаться, и маленький кирпичик грозит разрушить всю стену благополучия. Умение содержать позитив мировосприятия вне зависимости от окружающих предметов и обстоятельств – это истинное счастье, на уровне восточного просветления. Кочевой образ жизни делает человека философом, счастливым философом.

Хотя, откровенно говоря, мера тут должна быть. На первой же стоянке я поставил свой рюкзак у стены, чтобы кто-то случайно не задел его – в нем лежала хрупкая оснастка для камеры и сама видеокамера. Я вышел, чтобы разгрузить другие вещи со своих нарт, а когда вернулся, то рюкзака у стены не было – его приспособил в качестве пуфика дедушка Игнат. Я в сердцах едва не нагрубил Игнату Прокопьевичу. Особенно меня разозлил его взгляд, который говорил о полной отрешенности в связи с погружением во власть собственных мыслей. Было впечатление, что он совершенно не понял моего недовольства.

В конце нашего путешествия я тоже стал смотреть на мир отчасти взглядом дедушки Игната, но понял главное в ситуации с рюкзаком. Нормальное сосуществование с кочевниками (а значит, умение противостоять невзгодам) возможно только в том случае, если ты не пытаешься переделать их под свои внутренние законы пришельца, а стараешься сам осторожно интегрироваться в жизненные устои кочевья.

Еще одна небольшая, но любопытная деталь, касающаяся чаепития. В своих многочисленных походных скитаниях многократно сталкиваясь с полярниками, геологами и туристами, я не раз отмечал, что природные условия существования в постоянном температурном дискомфорте настраивают на прием очень горячего чая. Помню, как среди промозглости вечно сырого и холодного лета Новой Земли мы пили практически кипяток. Один из легендарных таежников нашего времени, Саша Бандеров из Белой Горы, объясняет это так. Обжигающий чай – это круче, чем спирт. Потому что ты пьешь и не пьянеешь. И эта растекающаяся по телу непьяность гораздо ярче и ближе организму и душе, чем хмельная тяжесть. В горячем чае заложены сразу несколько парадоксов. Один из них в том, что это приятное тепло, которое не дается тебе легко. Очень горячий чай невозможно выпить залпом, каждый глоток регулируется необходимостью остужать этот напиток – абсолютная «вкусовая» иллюстрация восточного водоворота янь-инь.