– Смотри, Дивина, узнаю, что снова колешься, сразу уволю, мне такие работники не нужны. И не надейся, что я тебя покрывать буду, – Степановна многозначительно засопела в трубку и, помолчав, добавила, – ладно, лечись, но чтобы в понедельник с утра, как штык. Мне оно тоже надо, чтобы ты мне всю бригаду гриппом перезаражала.
– Спасибо, Нина Степановна, – тоном умирающего лебедя поблагодарила я,-пойду лягу, а то что-то совсем плохо мне…
– Так ты на работу не идешь? – свои артистические способности мне пришлось задействовать прямо на глазах у любопытно прислушивающейся к разговору Нюрки, и у сестренки моментально возникла уйма вопросов, – правда, что ли, заболела? А где ты была-то всю ночь?
Мой любимый поролоновый матрац тетка и ее собутыльница, у которых, видимо, простора требовала не только душа, но и тело, зачем-то утащили в комнату, и, несмотря на непреодолимое желание принять горизонтальное положение, я вынуждена была ютиться на колченогой табуретке, застеленной домотканым ковриком. К причиняемым усталостью физическим страданиям присовокупился еще и явный моральный дискомфорт от неизбежного общения с Нюркой, и по сравнению со мной выжатый лимон выглядел сочным персиком. А ведь раскисать мне никак нельзя – грандиозные планы на вечер никто не отменял!
Я вытянула неприятно гудящие ноги, покосилась на гору немытой посуды в раковине, и, отчаявшись найти в этом хаосе чистую чашку, глотнула воды из чайника:
–Слушай, Нюр, а ты не в курсе, что такое «Рубенс»?
Нюрка захлопала белесыми ресницами с таким искренним удивлением, что я невольно усомнилась в правильности воспроизведения озвученного Айком названия. Без косметики сестренка выглядела бесцветной пародией на саму себя: светлые брови, невыразительные бледно-серые глаза, жирноватая кожа с многочисленными покраснениям. Гордиться по праву Нюрка могла лишь волосами – пышной белокурой гривой, доходящей до середины спины, ну, и возможно, «сбитой» фигуркой, которая по моим наблюдения годам к тридцати имела обыкновение расплываться до полной бесформенности. В свои семнадцать ярко накрашенную Нюрку нередко со стороны принимали за взрослую женщину, хотя, несмотря на внешнюю «зрелость», в голове у нее до сих пор буйствовали обычные подростковые тараканы.
– А ты, что в «Рубенсе» была? – восхищенно цокнула языком сестричка, -ну, ты даешь!
– Да не была я там, просто слышала звон…, – что же там за «Рубенс» такой, если у Нюрки челюсть отвисла и слюнки потекли?
– «Рубенс» -это кафешка такая для крутых, у тебя там даже на чашку кофе не хватит, в «Рубенсе» цены от самолета! –Нюрка ногой подвинула себе табуретку, плюхнулась на нее и замерла с выражением мечтательной задумчивости на лице, – у Маринки был парень, который ее один раз в «Рубенс» сводил, так она говорит, я как меню открыла, чуть под стол не упала. Я, говорит, про такие блюда только в кино слышала…Ну, Маринка сама дура-дурой, парень этот ее потом в машине трахнул, и больше не позвонил.
– И надо было ради этого ее в «Рубенс» вести? – «джентльменское» поведение Маринкиного соблазнителя стало, пожалуй, единственным, что до глубины души изумило меня в этой несомненно драматической истории. Все остальное было, в принципе, довольно предсказуемым: чего-то подобного я и ожидала, просто боялась себе в этом признаться. Айк жил в своем мире, и назначить встречу в немыслимо дорогом кафе было для него таким же естественным, как для Нюркиной подружки согласиться на секс на первом свидании. Ослепленный своей навязчивой идеей установить контакт с…черт, все из головы вылетело…в общем, он ни хрена не подумал о том, насколько мало я соответствую уровню элитного заведения, начиная с внешности и заканчивая далеко не изящными манерами. Одним словом, лучшее, что я могу сделать, это остаться дома и вымыть, наконец, скопившуюся в раковине посуду.
