На полях Гражданской… - страница 9



– Неужели?! – я зажала ладонью рот.

Теперь в разговоре даже с родителями боялась упоминать имя Новикова. А тем более заниматься его поисками. Положилась на свою судьбу и надеялась, что она рано или поздно сведет меня с Новиковым.

7

Судьба услышала стенания гиманзистки.

Но сначала расскажу, что произошло тем временем. Полуденное солнце совершало движение в сторону заката, когда повозка с тремя солдатами в поношенных шинелях и с винтовками через плечо свернула к хутору в Подклетном. Майское тепло обливало господский дом, окруженный голыми после зимней спячки тополями. Черные нивы тянулись до самого Дона.

Солдаты спрыгнули с повозки.

– Хозя-ин! Отворяй!

Толкнули ворота во двор. В углу в вольере растянулись борзые собаки. В конюшне ржали кони. Под окном у крыльца дома жевала сено гнедая лошадь с прозвединой на лбу.

На стук вышел военный в форме.

– В-Ваше превосходительство! – солдат хотел обратиться по-новому, но обратился по-старому. – Вы полковник Новиков?

– Как видите, – на плечах блестели погоны.

– Нас послали за вами. Велено привезть…

– А меня-то зачем? – спросил полковник.

– А мы почем знаем. Нам сказано привезть, значит привезть.

– Что ж, служба есть служба! Проходите, я соберусь…

Солдаты поднялись в дом, прошли в гостиную. По сторонам стояли огромные кресла, между которыми тянулся дубовый стол. Стены увесили картины в тяжелых рамах с видами скачек. Над комодом в кожаных ножнах висела шашка.

Солдаты заробели.

В гостиную вышел Новиков.

– Это за что? – солдат показал на шашку.

– За отвагу, – Новиков провел рукой по георгиевскому банту на груди.

– Надо бы забрать! Оружие…

Новиков медлил, а потом вытащил шашку из ножен, поцеловал и подал солдату.

– Вот это вещь! – расцвел солдат.

Новиков глянул в окно на лошадь:

– Позвольте с другом проститься?

– Как же не позволить?!

Солдаты даже не пошли следом. Остались разглядывать шашку. Видели: конь неоседланный, невзнузданный. На нем не ускачешь.

Новиков вышел во двор. Лошадь била копытом, косила глазом. Поняла хозяина с полуслова.

Новиков запрыгнул на коня:

– Дарьял, вперед!

Лошадь рванула с места.

Солдаты выскочили на двор, стрельбой всполошили грачей, разбудили борзых, которые заметались в вольере, в конюшне забегали кони. Взгромоздились на повозку – взвилось кнутовище.

Дарьял вылетел на простор и, радуясь свежему ветру, поскакал к Дону. Вдали виднелась синяя кайма высокого берега реки. Всадник обхватил шею лошади и теперь с каждой секундой растворялся в степном море. Полоса поля впереди стремительно сокращалась. Приближался обрыв. Взмыленный Дарьял осел и съехал по глине к кромке берега. Ступил в воду и поплыл через Дон, еще не вернувшийся после разлива в привычное русло. За лошадью, как за лодкой, разошлись волны, вокруг крутило воронки, грозя затянуть в мутные воды. Новиков похлопывал по крупу и не оборачивался.

Когда Дарьял взобрался на бугор правого берега, солдаты только подъезжали к реке. Новиков слез с лошади, стянул сапоги и вылил воду. Выжал мокрые брюки и полы мундира. Развесил одежду на ветках боярышника, обсыпанного бисером мерзлых ягод, и помахал солдатам, повернувшим вдоль реки:

– Горе луковое! Хотели меня взять! Да вам коров нельзя доверить пасти! Жаль вот шашку…

Видел, как блестела на солнце рукоятка в ножнах у солдат.


Стало темнеть. Новиков натянул подсохшую форму, запрыгнул на Дарьяла и свернул в рощу. Скакал извилистыми лесными тропинками, обогнул село Губарево с его кирпичной церковью и высоченной колокольней, миновал низину у Приволья, где когда-то казаки пытались арестовать моего отца, и вскоре с опушки дубовой рощи увидел Медвежье.