– Тебя еще переживу, – огрызнулась Акулина и пошла на двор, плотно затворив за собой дверь.
Тихон пересчитал деньги, сложил в карман своего кафтана и сказал:
– Завтра к вечеру будет полная ясность с отправкой посольства.
– Ты, Акулина, одних этих молодцов не оставляй. Каждый шаг стереги, – силуэт мелькнул у двери и растворился.
– Мог тебя, Акулина, сдать перед Тенью с перстенёчком от Клычка, но добрый я, не хочу тебя злить.
– А я не боюсь, не таких начальных людей видела на своем веку.
– Кто он такой, этот мужик, чего так прячется?
– Его при всех выездах Софьи увидеть можно, не в свите, конечно, и не у ножек царевны. Сбоку-припеку, но на виду.
– Тогда поди не бедствует? Зачем ему дела воровские, да душегубные?
– Человек, познавший рисковое дело, жить по нормальному уже не может.
– Если на благо, то пусть.
– Если на благо себе.
– Что, бабка, за узор ты давеча мне подсунула? Пока ждал Фриду, попробовал начертить и за этим занятием счет времени потерял.
– Секрету моему уже за пятьдесят годков будет. Началось все в остроге Самарской крепости. Ждала черёда, когда голова моя с плеч скатится. Много нас в том подземелье томилось. Обнаружился звездочет из Персии, дед с лысой головой и седой бороденкой клинышком. Мало того, что я одна баба среди всех, так еще и самая молодая. Звездочет, чтобы меня успокоить, дал ту самую бумажку, что я тебе надысь показывала. Предупредил, что, когда знак начнет получаться, то могу любое желание загадывать.
– Получилось?
– И получилось, и сбылось. Перед тобой сижу, а знак этот называют гюльбашах. Запомни гюль-ба-шах! Слово сие, для людей сведущих, многое означает.
Фрида приехала на возке с поднятым верхом. Кучер остановил лошадь напротив дома Акулины. Образовалась пауза, и вдруг на землю выпрыгнуло существо в длинной черной вотоле с глухим капюшоном на голове. Со стороны определить можно было только пол, а возраст, стать и прочее скрывала свободная глухая одежда. Существо прошло по ступеням и исчезло за дверью крыльца.
– Немка что ли из слободы? – в сенях стояла Акулина, уперев свои руки в бока.
– Мне к Ивану Смыкову.
– Эка, сговорились. Ишь, Смыков! Проходи в избу.
Фрида вошла, Тихон-Иван сидел на лавке за столом.
– Привет, подруга! Мы тебя уже ждем.
Расселись за столом: Тихон и Фрида друг против друга, бабка с торца. На столе высились кучки серебряных монет. Тихон пододвинул деньги к гостье и, не выражая никаких эмоций, сообщил, что сумма семьдесят четыре рубля собрана и нужно написать расписку.
– Ты бы хоть колпак с головы откинула, хочу в глаза тебе посмотреть, – вызывающе заявила старуха.
– В глаза можешь смотреть, но что хочешь там увидеть? – Фрида шла на обострение разговора с хозяйкой.
– В душу твою хочу заглянуть.
– Злым людям не показываю, сглазить могут.
– Она не злая, – вступился Тихон, – у нее жизнь тяжелая, но колпак все равно не снимай. То, что сглазить может – это верно.
– Мне пора в Приказ ехать. После заеду и все расскажу.
Через несколько секунд изба опустела, от дома отъехал возок.
Только в этот день Фриду не дождались. К вечеру приехал возок пустой. Тихон велел бабке подойти к кучеру и поинтересоваться в чем дело. Когда Акулина подошла к нему, тот молча передал клочок бумаги. Дома бумажку развернули и прочли всего одну строчку «Дьяк принял. Одна неделя – ответ».
– Где ее писать учили? – заворчала бабка.
– Она говорить по-русски недавно выучилась, – заступился Тихон за Фриду, но сам сильно расстроился из-за образовавшегося простоя. Чем заняться в течение ближайших дней, он не представлял.
