– А я по дороге сделаю!
– И сочинение напишешь?
– Ага. На тему «Как добыть еду в мае». Тему-то задали вольную!
* * *
Недалеко у полигона, на опушке, на своем «законном», «обычном» месте взвод Аверьянова готовился устроить отвальную.
Солнце еще только начало свое движение вниз, к лесным макушкам, но под сенью леса этот послеполуденный перелом ощутился мгновенно: день покатился к своему по-майски прохладному вечеру.
Это дыхание сразу ощутили сержанты, сидящие в стороне от костра. Сержантский состав был занят превращением бесформенных кусков мяса, толстых кружков репчатого лука, а также помидор в набор стандартных «царских» шашлыков – одинаковых, как выпускники военного училища на прощальном параде.
Мясо, лук и помидоры – грунтовые, привозные, а не тепличные, местные – были куплены в районе, в супермаркете, – ребята успели сгонять.
– А не пора ли нам «пора»? По чуть-чуть?
– Коньячка – для толчка, пивка – для рывка?
– Нет, ребята! – отрезал Коля. – Сначала дело, потом расслабуха. Только так.
– По сто, командир?
– Никаких! Вам вообще сегодня больше чем по триста пятьдесят – ни-ни. Завтра – старт, не забывайте!
– Захочешь, не забудешь…
– Вот, Николай, кстати… Пока не начали, а то, не дай Бог, забудем, – лейтенант Самохин протянул Аверьянову пачку купюр. – Это твоя доля.
– Какая доля? Я с вами не лечу.
– Мы так с ребятами решили, чтоб всем поровну.
– Это хорошо, что вы так решили, но я взять не могу.
– Да почему?!
– Да потому что я – не в доле!
– Ну, мы же с твоей подачи-то получили! Если бы не ты, нам бы и прощальную было бы не на что заболтать… А тут – и нам хорошо, и семьям радость. Благодаря тебе! Бери!
– Не-мо-гу! …Ты встань на мое место, Петя. Не дай Бог, с кем из вас что произойдет. А я был здесь. Был в доле, но не подставлялся. – Коля обвел взглядом замеревший, напрягшийся взвод. – И не просите, братцы. Мне очень приятно, что вы так решили, – спасибо вам, от всего сердца! …Но не просите, не возьму. Не могу. Душа не позволяет.
– Я сейчас, Николай, в огонь просто выкину! – пригрозил Самохин.
– Ох! – удивился Николай. – А ты ведь пока не пил! Трезвый еще, а уже Достоевский!
– Выкину!
– Ребята, уймите террориста!
– Сейчас! – вскочил один из сержантов и, вытерев руки, бросился к Самохину, повлек лейтенанта подальше от костра.
– Отдай деньги мне! – шепнул он Самохину на ухо. – Как выпьем, я ему в карман их засуну… Не заметит.
– Как «не заметит»?
– Не рюхнет! Уверяю тебя. Я в детстве щипачем был. Во мне не сомневайся.
– А что ты подкинешь? Толку-то? Найдет – опять отдаст, вернет…
– Да как? Кому? Ведь нас-то уже не будет!
– Нет! – возразил Самохин. – Мы поумнее сделаем…
* * *
Просеивание двух тонн песка на пустынном весеннем пляже возле пансионата «Озеро» дало много мусора, среди которого было, в частности, обнаружено сто двадцать семь пробок (в основном пивных), семнадцать мелких детских игрушек (в основном трех-четырехсантиметровых пластиковых поросят и медвежат), семь игральных карт из различных колод и четыре туза с одинаковыми рубашками, – из одной колоды, – два тюбика губной помады, одиннадцать ключей, три из которых на брелках, а один – гитарный, круглое зеркальце, семь зажигалок, четыре пластмассовые расчески, три пластиковые телефонные карточки и одна сбербанковская VISA, сломанная застежка от бюстгальтера, авторучка, велосипедный звонок, зазвеневший только после того, как Катя вытрясла из него весь песок, гардеробный номерок, прокуренный мундштук, маникюрные ножницы, гитарная струна и еще восемь килограмм всякой дребедени, перечислить и описать которую смог бы только Жюль Верн.
