На разрыв - страница 38
Варвара не хочет просить.
Варвара пьёт стакан за стаканом, надеясь на то, что если выпить достаточно много рома, превратишься в пирата. Отрастить деревянную ногу, посадить на плечо попугая и уйти в океан, где нет никаких Оскаров, а самая главная проблема – это то, что тебе наплевать на проблемы. Звучит даже лучше чем быть медведем и каждую зиму спать по несколько месяцев.
Какой-то парень присаживается к ней на подлокотник, когда Оскар наконец-то заканчивает свою медленную пытку и уходит – вытащить откуда-то гитару и присоединиться к тем, кто играет.
– Что делаешь? – спрашивает парень, и это тупой вопрос, но какая разница, когда в ней столько рома.
– Хочу стать пиратом, – честно отвечает Варвара, и парень хохочет, глядя на неё с восхищением.
Оскар играет – громким боем и замысловатыми переборами, то и дело вскидывая лицо к потолку, такой открытый и такой отсутствующий одновременно. Кто-то рядом с ним стучит по собственной коленке вместо барабана – пока ему не приносят с кухни пластиковую миску, стучи, мол, по ней. Музыка оживает и разрастается.
Оскар играет как в последний раз, а она до этой минуты и не знала, что он занимается музыкой. Пальцы у него, конечно, музыкальные – красивые, длинные, но, глядя на них, она думает не о гитаре.
Оскар играет, глядя то в потолок, то на стену, будто бы там написаны только ему ведомые и видимые секреты и тайны.
Оскар играет, глядя куда угодно, но только неё, так что и ей, наверное, можно на него не смотреть. Но раз уж она пришла…
Полчаса и два стакана спустя Варвара становится на этой вечеринке абсолютно своей. Познакомиться со всеми, правда, не получается: сложно знакомиться, когда имена вылетают из головы сразу же, как только отзвучит последняя буква, но оно и не нужно. Варвара смеётся над чужими шутками, чужие смеются над шутками Варвары, все вместе они подпевают тем, кто «на сцене», а ещё – бесконечно фотографируются, и в ней живёт непонятная надежда ни завтра, ни когда-либо после не обнаружить в сети эти фотки.
И ещё они танцуют. Конечно, танцуют.
Безумие, но когда музыканты останавливаются, чтобы отдохнуть (или выпить), кто-то подрубает телефон к огромным колонкам – и остаётся только пожалеть всех соседей.
Честно говоря, Варвара не помнит, когда последний раз танцевала или была в клубе (потому что максимум её развлечений – писать язвительные письма клиентам, маскируя под вежливостью своё «как же вы мне надоели»), но музыка не то чтобы вьётся вокруг, а разливается вместе с кровью и алкоголем по венам. Нет ничего проще и естественней, чем танцевать вместе со всеми, и улыбаться в никуда, и, самое главное, не открывать глаза, не открывать глаза.
Откроешь глаза – и увидишь Оскара рядом с кем-то. Его обнимают, хлопают по плечам, ловят за локти, держат за руки… Ему заглядывают в лицо, предлагают выпивку, что-то кричат на ухо.
С закрытыми глазами она видит всё то же самое, и вздрагивает, когда к её руке прикасаются холодные пальцы. Оскар обнимает её – спокойно и просто, точно так же, как обнимает других, но Варвара совсем не уверена, что другие, точно так же, как она, мечтают сократить оставшиеся миллиметры и вжаться в него расплавленной кожей.
Затылком она едва достаёт до его подбородка. Идеально, на самом-то деле, идеально и очень удобно: его руки ложатся ей на плечи, она обнимает его, цепляясь за пояс, и пол у них под ногами шатается, как палуба пиратского корабля. Варвара почти слышит шёпот волн и крики чаек, почти видит, как случайно встреченные корабли в ужасе пытаются уйти от их флага, почти ничего не боится.