На разрыв - страница 36



Иногда, думает Варвара, бывают ситуации, когда ничего намного лучше, чем мало, вот только к бездомным животным они не относятся. А к высоким тёмноглазым парням с крутыми татуировками – очень даже.

Лучше ничего, чем мало, вот в чём она пытается себя убедить. Додумать и домыслить можно, конечно же, всякое, но это только внутри головы любая история быстро и легко обрастает самыми красочными подробностями, а в жизни всё намного сложнее.

В жизни Варвара и сама, наверное, не хочет никаких подробностей и никаких продолжений, пусть ей и нравится стоять здесь, привалившись к колонне, накручивая зелёную лапшу на деревянные палочки и чувствуя на языке древесный привкус грибов, смешанный с дымным вкусом говядины. Да, ей нравится стоять здесь, гадая, сколько татуировок у Оскара под одеждой, и пожимая плечами в ответ на его неожиданные вопросы, и не зная, что на них отвечать, и думая, что, будь Оскар художником, он нарисовал бы её портрет – а она согласилась бы позировать даже посреди вот этого зала.

Да, ей действительно нравится, но есть одно «но», которого достаточно, чтобы держаться подальше: Варваре совсем не хочется боли.

Ей, в общем-то, и напрягаться-то лишний раз не особенно хочется.

Узнавать кого-то, рассказывать что-то о себе, всё это кажется фальшивым и ненастоящим. Лицемерным. Бессмысленным. Одни и те же ответы на одни и те же вопросы, по кругу, до бесконечности. Что ты любишь делать в свободное время? Какие книги ты читаешь? На каком фильме ты последний раз была в кино? Серьёзно? Я тоже! Кинолента, поставленная на повтор, знакомая настолько, что каждую реплику героев ты проговариваешь за секунду до них: с абсолютной точностью, с идеальным попаданием в интонацию.

Сбежать, вот чего ей сейчас хочется, и даже еда в коробочке теряет свою привлекательность.

Шум и гомон наваливаются на Варвару со всех сторон: яркий искусственный свет, суетливые люди, пришедшие сюда попробовать всё и сразу, громкая музыка и где-то в отдалении – голос ведущего, призывающего поучаствовать в конкурсе.

– Она, кстати, была баронессой, – говорит Оскар, вырывая её из размышлений и паники, – ну, эта твоя тёзка, Варвара фон что-то сложное.

– Слушай, это начинает утомлять, – устало говорит Варвара. Ей почти не стыдно за резкость, хотя она и знает, что в такие моменты и с такими интонациями выглядит чертовски серьёзной.

Может быть, даже слишком серьёзной, потому что обычно собеседники под таким напором сдают назад и принимаются извиняться.

Но Оскара так просто не напугаешь. Любого другого – да, Оскара – нет.

– Что именно? – он поднимает брови, и на лбу у него собирается пара морщинок.

Варваре всегда казалось, что одним из столпов мужской привлекательности должно быть умение поднимать бровь. Одну. У Оскара с этим проблемы – поднимаются всегда сразу обе, но ему это даже идёт.

Ему, если спрашивать у Варвары, идёт решительно всё.

И это – ещё одна причина, почему ей хочется убежать. Ещё одна причина, по которой она злится.

– Ты постоянно шутишь насчёт моего имени, и это бесит, – за такой тон совершенно точно должно быть стыдно, но… Она чувствует себя загнанной в угол. И защищается. Только и всего.

Оскар разводит руками: коробочка в одну сторону, палочки – в другую.

– Извини. – Он усмехается. – Обычно все шутки достаются моему имени, так что сейчас я, если так можно сказать, отыгрываюсь за долгие годы…