– Воспитывают. Думают, что я перебешусь и вернусь.
Рая знает это точно. Они обсуждали. В смысле, не родители с ней, а родители между собой, а она просто услышала. Некрасивая была ситуация: тридцатипятилетний тренер соблазнил свою юную ученицу, и в ответ на материно «А где были родители?» отец резонно заметил, что если родители встанут в позу, поставят дочь перед выбором, то с вероятностью в девяносто девять процентов просто её потеряют.
Надо дать ей перебеситься, сказал он. Она успокоится и вернётся.
Доля истины в его словах всё же была: лезть к влюблённой девочке со своими запретами – вариант не из лучших, но смотреть на того тренера с уважением она всё равно уже не смогла и не сможет. И никогда не поймёт, почему на него до сих пор с уважением смотрят другие.
Правда, по мнению Раи, кое-чего её родители не учли. Мало просто не мешаться, мало дать дочери перебеситься и успокоиться. Нужно ещё и быть готовыми её поддержать, когда она ошибётся или, точнее, поймёт, что ошиблась.
И надо быть готовыми извиниться, если ошиблись вы, а не дочь.
Как раз с этим у них и были проблемы.
– Я не отвечу, потому что не хочу возвращаться, – говорит Рая самой себе и Валерке.
Менее причёсанный вариант звучит как «Я со своим братом теперь в одном поле по большому не сяду», ещё менее причёсанный включает в себя слова «срать» и «мне нахрен не надо», но говорит она в итоге чуть мягче:
– Не хочу возвращать прошлое и не хочу, чтобы оно само возвращалось.
Варвара не верит ни в Бога, ни во Вдохновение, и как-то так получается, что о втором в её окружении говорят много чаще. Повелось ещё со студенчества: каждый уважающий себя одногруппник и каждая уважающая себя одногруппница то и дело объясняли свои неудачи в учёбе творческим кризисом, мол, какой курсовик, когда нет вдохновения, и какой репортаж, когда нет вдохновения, и какое всё на свете, когда нет Вдохновения.
Вот так, с большой буквы.
Добрая половина поступающих на журфак – те, кого не взяли в литературный (или те, кто почему-то не додумались или не решились туда поступить), так что рассуждать о вдохновении (а также пенять на его отсутствие) у них в крови.
Варвара с третьего класса хотела стать журналисткой. Варвара поступала целенаправленно. Варвара знать не знает, что такое вдохновение, и, кажется, ни разу в жизни его не испытывала.
Ну, то есть, в узком смысле, как желание написать о чём-то конкретном – да, тысячу раз. Но в глобальном, широком, как этакую связь с космосом, канал, открытый между тобой и Вселенной, когда ты не имеешь ни малейшего отношения к тому, что выходит у тебя из-под пальцев, или как божественное Нечто, без чего невозможен акт творчества в принципе… Нет. Нет, и не надо.
У неё никогда не было проблем с учёбой и нет проблем с работой. Всё потому, что сесть и начать делать дело она может ровно тогда, когда нужно сесть и начать делать дело – и не надо ей для этого никакого божественного Нечто, никакого открытого канала, никакой связи с космосом, никакого дурацкого вдохновения. Просто выпрямиться, положить пальцы на клавиатуру, выдохнуть – и приступить.
Первое предложение ещё может пойти со скрипом. Второе тоже. Самый максимум – третье. Но дальше нужные фразы приходят в голову сами собой, остаётся только записывать.
Пальцы Варвары порхают над клавиатурой с такой бешеной скоростью, что любой, кто впервые видит её за работой, останавливается, поражённый, чтобы посмотреть и как-нибудь глупо прокомментировать. Мол, ничего себе, как ты можешь. В двадцать первом веке, по мнению Варвары, можно и не удивляться людям, способным быстро печатать вслепую, и, внутренне посмеиваясь, она в такие моменты отрывает взгляд от монитора, переводит на говорящего и улыбается, типа «да что здесь такого?». Не прекращая печатать.
