Людмила сидела здесь же, по другую руку от него. Она говорила, а они слушали.
– Вы преждевременно завели этот разговор, поспешили. Ксения еще не готова что-то решать, боюсь она даже не готова просто выйти на улицу. Эта палата – ее защита. Здесь знакомые люди, которых она знает не только в лицо и по голосу, но и их шаги. Вы не замечали, но она прислушивается к шагам, различает по ним людей. Ее сознание настолько напугано, что все рецепторы обострены до предела. Реакция на шум- одна из самых примитивных мер защиты. Ваша дочь – борец, она пытается себя защитить. И начала ощущать себя тут более-менее в безопасности.
– Я решил… я подумал… Господи, я не хотел ее пугать! – он взвыл, но шёпотом, чтобы не разбудить, хотя врач и сказал, что добавил в ее обычные препараты снотворное.
Камилла, успокаивающе сжала его ладонь, погладила по плечу, но у самой женщины уже опухло лицо от слез. Она на свою девочку не могла спокойно смотреть, потому что в этой малышке свою дочку не узнавала.
Ксюша изменилась. Пропала та мягкая девочка, иногда дочь смотрела так, будто хотела всех убить, взгляд становился жестоким и холодным.
Подсознательно Камилла начинала бояться родную дочь и даже где-то была рада, что Петя предложил дочку увезти к себе.
– Вы хотите сказать, что ее рано выписывать? – женщина посмотрела на психолога и быстро отвернулась, когда заметила проницательный взгляд. Камилла эту Людмилу недолюбливала… слишком многое та видела и слишком много времени ее бывший муж уделял этой женщине.
– Нет, ее лечащий врач не видит причин держать ее тут больше, чем нужно, возможно, он бы согласился, и мы бы успели подготовить Ксению, чтобы все прошло, как нужно, но он всего лишь врач в отделении, он не может приказать всему персоналу не смотреть на девочку, не может запретить больным любопытствовать.
– Я их порвать готов, разве она виновата? – Петр рычал, сестра, что ставила капельницу вздрогнула и посмотрела на него гневно, мужчина еле сдержал грубость, рвущуюся с языка.
– Это людская природа, кто-то будет ее жалеть, кто-то наоборот. Ксюша не глупая, она эти взгляды видит, и они ее злят.
– Иногда она так смотрит… – Камилла посмотрела на мужа, боялась, что тот рот будет затыкать, но все же продолжила, – Будто хочет их всех убить.
Людмила помолчала, обдумывая ответ. Петр ей казался в этой паре более ответственным и более сильным, его не пугали трудности, связанные с психикой дочери, Камилла же, несмотря на любовь к девочке, боялась и проблем, и самой Ксюши.
– Ваша дочь всеми силами пытается блокировать воспоминания, чтобы вернуться к прошлой жизни, забыть все. Это нормальная реакция, но видя, как ее жалеют или же презирают, она невольно вспоминает все, и начинает ощущать вину, а потом и злость. Подсознательно она себя не винит, но рациональная часть, видя такие взгляды, толкает ее на мысли о том, что она виновата, привлекла его чем-то. Ей стыдно, пусть она не осознает это чувство до конца, и от этого появляется ярость. Но… я видела многих жертв насилия, ваша дочь держится, она давит в себе панику, запрещает себе бояться, старается себя контролировать.
– Это ведь хорошо?
Петр ощущал в словах женщины огромное и жирное «но». И оно там было.
– Это неплохо, главное, чтобы эта стадия ее состояния не усугубилась, иначе стать «пережившей» она так и не сможет, будет «жертвой» до конца жизни. Подавление эмоций, в том числе и страха – не выход. Она пытается себя контролировать, но это не значит, что Ксения не чувствует.
