Читать онлайн Андрей Елисеев, Анна Попова - На семи ветрах

* * *

На семи ветрах: Предисловие к книге

«Творчество – общее дело, творимое уединёнными».
Марина Цветаева

«Чтобы разжечь огонь, нужны два кремня».
Луиза Мэй Олкотт

Ещё недавно мы радовались, как дети, нашей первой совместной книге «Прогулка с Музой». И вот подоспело время для написания нового труда. Тем более что и повод нарисовался более чем достойный – 25-летний юбилей знакомства и начала соавторской деятельности! Кто нас знает, тот помнит о давней традиции – на памятные даты дарить друг другу творческие подарки. А лучший подарок, как известно, – книга…

«На семи ветрах» – как родилось название? Как и всё в этой жизни: вроде бы случайно, а на самом деле подчиняясь невидимым творческим законам. Не нам их открывать, но и не нам закрывать на них глаза.

Во-первых, мы хотели подчеркнуть нашу любовь к русской фразеологии (об этой любви речь пойдёт в одном из разделов книги). А во-вторых, сам фразеологизм на семи ветрах пришёлся как нельзя кстати, ибо его значение – «на пересечении всех дорог, на открытом, незащищённом месте». Это же про нас! Быть открытыми миру, всем его ветрам, – то ещё удовольствие: кто-то равнодушно пройдёт мимо, кто-то посмотрит косо, а кто-то и камень бросит, не постесняется. Но бывает, кто-то станет рядом – да так и застынет как вкопанный. Ради таких неравнодушных будем и мы стоять и творить – на семи ветрах.

В нашей книге семь разделов. Каждый носит «крылатое» название (не забыли про особую роль фразеологии в жизни авторов?), и в каждом названии спрятана цифра семь! Случайность? Опять нет. Семёрка всегда считалась магической и счастливой. Помимо того, что она чаще других цифр присутствует вокруг нас (семь нот, семь цветов радуги, семь дней недели и т. п.), семёрка – символ творческого начала в человеке, поэтической души, а ещё мудрость и совершенство.

В процессе чтения вам предстоит: побывать на седьмом небе и потрудиться до седьмого пота, вспомнить старинную пословицу семи смертям не бывать, а одной не миновать, пройти перекрёсток семи дорог и полюбоваться на семь чудес света, узнать, что скрывается за семью замка́ми, и очутиться за семью морями, преодолев на своём пути все препятствия. В путь!

С уважением, Анна и Андрей

1. На седьмом небе

Всегда ли любовь – седьмое небо счастья, упоительного восторга, нежной привязанности? Нет, конечно. Но это всегда дар. И даже если небесный полёт был кратким и завершился падением, любовь дала шанс взглянуть на земное иными глазами.

Анна

Золотая свадьба

Мы дарим внучатам конструкторы, кукол, башенки… И учим их: «надевай» вместо «одевай». И вот мы сидим такие, дедушка с бабушкой. Уютно-скрипуче продавлен старик-диван.

А души, ох эти души, ничем не скованы (артритами, и склерозами, и уколами), мальчишка с девчонкой, букеты листвы в руках. Наивнее снега первого, бестолкового. Ему бы на землю надо. А он – никак.

Над парком качели, ребячья разноголосица, ветрище флиртует с рябинкой: «твоя» и «твой». А мы, невидимки, легко по газонам носимся, и с визгом друг дружку закидываем листвой. Не жухлой, могильной. Охряной, богатой искрами. Зелёные блики ещё сквозь неё сквозят. Лимонное солнце щёки надуло, брызнуло: «Ой, дети… Блаженные психи, а что с вас взять».

Блуждаем, притихшие, об руку, в нашем скверике, и слушаем эхо смешных подростковых тайн.

– А помнишь, ты не умела тогда на велике!

– А я и сейчас не умею.

– Тогда – летай!

Давай будем вместе. Под строчками – под обложками. И вкус валидола. И скорая под окном… На сахарном облаке, резво болтая ножками, давай примостимся и малость передохнём… И руки… вот эти, сухие, твои, артритные, мои, искажённые старческой худобой. Ноябрь отливает металлом, оркестром, ритмами. «Рамштайн», «Лакримоза», «Скорпионс», мы с тобой…

Ты знаешь, а пусть неотвратное приближается. Но мы-то пока на земле, не в его вратах. Давай будем вместе, долго ещё, пожалуйста… И небо ответит – осенней, скрипучей ржавостью:

«А ну вас. Блаженные психи. Да будет так…»

Анна

Фейри

Я привык. Обитаю в комфортной сфере:

офисные будни, безрадостные тусовки…

А девчонка моя – из народца фейри,

хоть и носит курточки и кроссовки.

Времена трубадуров и рыцарей миновали,

ни прекрасных дам, ни турниров конных…

Но живу я в солнечном карнавале,

серенады складываю – под балкон ей…

Сфера плавится, гибнет защитный панцирь,

кто я, ну поведай же, фейри, милая:

просто парень, с которым весело потрепаться?

а потом улетать в просторы надмирные…

Привязать её – как? – невообразимо…

Со словами проблемы. С цветами накладки.

Я прочёсываю окрестные магазины,

приношу карамельные шоколадки…

Завари мне сухие листья в волшебной колбе,

разгреби на книжном столе развалы…

Прячешь нитку с иголкой, живой и колкой:

их какая-то древняя ведьма заколдовала,

нянчишь рыже-пятнистого котофея,

телефон мой кокнула, про стихи отрубила – «в топку…»

Фейри, неподкупная, славная фея,

всё равно не сержусь на тебя, а толку…

Шаль твоя ажурная, тонкая, бежевая,

геометрия звёзд и пыльцы лоскутики…

Фейри дразнит, смеётся, жутко выбешивает,

мой мирок раскидывая на кубики…

Я теперь пою раскованно, жадно, круто

про поля, дороги, солнца и супермаркеты,

так, что парни-друзья пожимают руку,

а девчонки – счастливые слёзы смаргивают.

Изучаю трактаты: лгали учёные корифеи

про чудесное существо – ранимое, огневое!

Сколько нам отпущено, зеленоглазая фея?!

Ты моя – на время, отпущенное на волю…

Мне не надо книжных страниц, оторванных

от волшебной сути – заклятьями и запретами!

Ты урок совершенной любви, которая

ничего никогда не требует…

…Я усну в слезах, в уютной, комфортной сфере,

схлопну вечер, будто программную вкладку,

и навзрыд, как трёхлетний ребёнок, заплачу: фейри!!

И найду на столе карамельную шоколадку.

Андрей

Послекомандировочное, или Рецепт счастья

Скоро буду дома, вступлю на вахту,

заждались девчонки моей стряпни.

На словах – всё в норме, ну а по факту –

на одном фастфуде сидят все дни.

Позабыли запах нормальной пищи,

из палитры вкусов – лишь глутамат!

Я из тех, кто лёгких путей не ищет!

Глутамат, поверьте, не мой формат!

У меня всё просто, без суррогатов:

я из тех безбашенных поваров,

что готовят сердцем. От ароматов

слюноотделение будь здоров!

Вот бульон дымится – душист, наварист,

из такого суперский выйдет суп.

Пусть себе кипит, ну а я покамест

потушу с грибочками путассу.

Настрогаю фирменный свой салатик:

огурцы, укропчик и базилик.

Это же наркотик, а я – фанатик:

ловишь кайф, проглатываешь язык!

Как же я соскучился по готовке!

Если настроение на нуле,

измотаешь нервы в командировке, –

то идёшь на кухню, берёшь филе,

режешь на куски, отбиваешь смачно,

погружаешь в сырно-яичный кляр –

и на сковородку! Восторг щенячий!

Думаешь: о боже, ты кулинар!

И уже на запах вприпрыжку мчатся

дочка и жена (и проныра-кот) –

милые, голодные домочадцы.

И куски тягают и тянут в рот…

Что для счастья надо? Рецептов много!

Ну а мне по вкусу такой состав:

жареной картошки (взамен хот-дога),

сдобренной щепоткой прованских трав,

рубленых котлеток – да с пылу с жару,

фирменный салатик из огурцов…

Уплетать с любимой женой на пару,

подавать изысканно – под гитару!

(Я ли не маэстро в конце концов?!)

Взять отгул, на дачу уехать с дочкой,

запускать кораблики по весне,

мастерить пингвинов, плести веночки,

за четвёрки в четверти не краснеть…

Да к тому добавить бы горстку смеха,

вычесть негатива дурной процент,

творчества контейнер наполнить с верхом…

Вот и весь бесхитростный мой рецепт.

Вишенкой на торте – закат у моря,

сытый и довольный подлиза-кот,

а когда все живы, когда все в сборе –

это как финальный – па-бам! – аккорд…

Пусть на завтрак хлеба кусочек чёрствый…

Даже если в мире программный сбой,

никого не слушай, ведь счастье – просто

быть кому-то нужным и быть собой…

Анна

Соната. Семья

* * *

Касаюсь жёлтых клавиш лиственных,

тебе, тебе кладу у ног:

трамвайный – бодрый и заливистый,

задавший тонику звонок,

лучистых парков электричество,

и эхо ливня – светлых слёз,

и жестковато-механический –

по рельсам – перезвон колёс…

Стучало сердце где-то вне меня –

весь мир во звуке возродив.

А я… фальшивил от волнения

и был несчастен и правдив.

* * *

Крещендо, верными дорогами

два лейтмотива в унисон.

Нескладно, гармонично, огненно

ворвался третий – Мендельсон…

Про счастье острое и шквальное,

какого не было ни с кем…

про рельсы-рельсы, шпалы-шпалы и

свирель морскую на песке…

Ты – соло, альт, и подголосками

мой дом поёт тебе хвалу.

Вот солнце – яркими полосками,

порядком клавиш на полу.

Аллегро – остро и безбашенно

стекло, пошёл другой отсчёт.

И модерато, баю-баюшки,

нестрашный серенький волчок…

* * *

Но колыбельной оклик тающий

почти истёк, и темп возрос.

Он заскользил по нарастающей:

качели, ёлка, Дед Мороз…

Поход – и пчёлы в сонном клевере.

Трёхмерно громкое кино.

Хиты отстукивают в плеере

готично, дерзко, заводно.

Стрекочут в клетке неразлучники.

Сквозняк врывается шаля…

Девчонка у окна заслушалась

перетеканье февраля

в беспечный март, слова невольные –

стихи, рождённые в толпе…

Дрожит неровными триолями,

роняет бусины капе́ль.

Гуляет солнце переулками

и плавит снежное драже.

Звенят упрямо рельсы гулкие.

И ей четырнадцать уже…

Анна

Лоза

Я буду каркасом прочным, стальной опорой. Рисковая, сильная, жёсткая, это правда.

А ты – просто так, листвы мягкотелый ворох. Цветная лоза осеннего винограда. По сетке, по серым прутьям течёт, пылая, шипит дождевыми редкими жемчугами, упрямо, неукротимо бушует пламя. И греет оно меня. А тебя – сжигает.

Ты ветер медовый, гречиха и пряный донник. Ты глянцевый, пряный, радостный цвет аджики… И тёмные, фиолетовые прожилки на ласковых – на твоих листвяных ладонях. Ты рыжие сполохи, бархатный цвет черешен, ты сочно-лиловых бусин густая россыпь. Отрада стволов, древесно заматеревших. Упругая жажда юных ещё отростков.

Щекотка листвы бежит по железным нервам. Твой голос – огнём по воску, а я свеча лишь. Твой дар. Он такой огромный и непомерный… Но ты с ним живёшь, как будто не замечаешь.

И чтобы понять очевидную эту малость, счастливую правду свою «не одна, а двое»… Я так за тебя отчаянно испугалась, до хриплых и чёрных глубин нутряного воя… Что будет стоять опора моя пустая… Конечно, её никто не согнёт, не скрутит, но если лозы – бесполезной лозы! – не станет, зачем эта ржавая сетка, столбы и прутья?!

Я вовсе не узница. Солнце, венец, рубины, прожилки листвы пульсируют, будто вены. Держи, обвивай, обнимай, укрывай, Любимый.

Колючие прутья ладонью благословенной.

Андрей

Храню

В анналах памяти, в архивах

храню приметы давних лет,

минувших дней и дат счастливых,

как будто в прошлое билет…

Истёртый снимок чёрно-белый –

застывший оттиск юных грёз,

свидетельство души незрелой,

былой любви апофеоз.