На сломе эпохи (1993 – 2005 годы) - страница 8

В последнее время некоторые публицисты (очевидно, выполняя новый социальный заказ) упорно доказывают, что 22 июня Гитлер нанес Советскому Союзу превентивный удар, упреждая агрессивные устремления Сталина. Причем, утверждается, что подобные намерения последнего продиктованы не патологическими наклонностями его натуры, а последовательным претворением коммунистической идеи о мировой революции. Подобная оценка невольно подводит к мысли о привнесении очередного идеологизма в науку. Неужели наш опыт еще не научил, что подобный подход может привести лишь к новому заблуждению. Все кончится очередным призывом к заочному суду над уже умершими властелинами и обращением к народу покаяться.

Память дана человеку, чтобы держать в ее кладовых то, что помогает ему жить. Можно сколько угодно забивать в нее мысль о злых намерениях отдельных властвующих личностей – она найдет свое пристанище только в головах злопамятных людей. Вот они-то и будут в многообразии жизни отсортировывать именно то, что подкармливает их идеи. Мы же в этот день давайте помянем доброй памятью всех, кто погиб и умер от ран, защищая наш общий дом от грабителей.

«Кустанай»

5 ноября

Седьмого ноября исполняется 77 лет со дня Октябрьской социалистической революции. И хотя этот день в Казахстане перестал быть праздничным, никто, наверное, не станет отрицать, что события 1917 года положили начало целой эпохе жизни человечества. Уже поэтому мы не можем обойти его молчанием. Наш корреспондент встретился с Сериком Мурзалиным, профессором, заведующим кафедрой Костанайского гос университета.

– Серик Кажиахметович, сейчас некоторые обществоведы по поводу октября 1917 года либо стыдливо отмалчиваются, либо активно доказывают, что это была «ошибка истории». Вы – секретарь исполкома областной организации Соцпартии Казахстана. Это есть выражение Вашего положительного отношения к названной революции?

– Октябрьский переворот 1917 года и последующие события – гражданская война, десятилетия тоталитаризма – нельзя оценивать однозначно, как это делают сейчас некоторые публицисты. Раз речь идет об «ошибке истории», то в событиях тех лет нужно выделить прежде всего два аспекта. Первый – закономерна ли эта революция? Второй – каковы были от нее ожидания, и что она дала на деле?

Нет сомнений, что с точки зрения исторического выбора России приход к власти большевиков был закономерен. Системный кризис, который к этому времени в стране достиг наивысшей точки, привел в движение обездоленную массу людей, и они могли пойти только за самыми радикальными лозунгами. Многопартийное Временное правительство на это оказалось не способно. Именно поэтому большевики взяли власть почти бескровно.

Но одно дело лозунги выдвинуть, а другое – выполнить их на практике. Землю крестьянам начали давать. А как прокормить рабочих в городе, для которых государству не на что купить хлеб у крестьян? Так началась продразверстка, приведшая к столкновениям. Лозунг «Фабрики – рабочим!» также не нашел своего оптимального конкретного воплощения. Да и власть Советов не стала выражением народной демократии.

– Не говорит ли такой отрыв теории от практики о том, что социалистические идеи не имеют под собой научной основы?

– Любая теория в чистом виде выражает логику идеального. Практика всегда богаче ее в своих проявлениях. Гегель говорил, что при абсолютном свете видимость такая же, как при абсолютной темноте. Объекты лучше видны при сочетании света и темноты. Нет чистого социализма, как и капитализма. В обществе есть то и другое. Теория должна быть применима к конкретно-историческим условиям. Россия в модернизации своей экономики и общества в целом всегда отставала от Запада. Больше вики решили преодолеть это отставание при помощи государственного воздействия на общество. Так сложился тоталитаризм. Землю у крестьян объединили в колхозы и совхозы, чтобы подчинить государству; фабрики и заводы с той же целью отдали министерствам; политическую власть – одной партии. Все это делалось под социалистическими лозунгами. Такая концентрация усилий позволила сделать стране рывок в экономике. Но цена подавления при этом свобод оказалась настолько дорогой, что когда индустриализация стала переходить в компьютеризацию, где от людей требуется не покорное послушание, мы оказались не готовы. Отсюда застой.